А надо вам сказать, что была эта должность в высшей степени почетная. И переходила она из поколения в поколение с некоторым видоизменением. Когда царицы сами стали русским государством править, они баб-постельниц повыгоняли и сменили их на постельников-мужиков. Так, у Елизаветы Петровны в большом почете был истопник Василий Федорович Чулков, которого за особые заслуги произвели в чин хранителя царского алькова. Это он каждый вечер являлся с матрацем, и двумя подушками и укладывался на ночь у постели Елизаветы. Фавориты, как перчатки, менялись, Чулков неизменно оставался. И когда царица вставала за естественными надобностями и перешагивала через Чулкова, он не забывал матушке государыне ножку поцеловать, и за это был особенно любим императрицей. И исключительно за такие заслуги возвысился до дворянского чина постельный Алексей Милютин при Анне Иоанновне. Правда, он еще дальше продвинулся: целуя ножку императрице, не забывал чмокнуть в ногу и ее фаворита. Помнил он, однако, когда дворянство ему государыня пожаловала, о своей родословной: в фамильный герб вмостил вензель, весьма напоминающий печную вьюшку.
Кроме постельниц, в большом почете у цариц были чесальщицы. Это особая категория дворни, отмененная только во времена Екатерины Великой особым ее распоряжением. При Елизавете же Петровне чесальщицы пяток были очень распространены, и государыня долгие предутренние часы (поскольку спать ложилась на рассвете, такой у нее, значит, распорядок был, она день в ночь превращала и наоборот) посвящала этой процедуре. Назначение в чесальщицы ценилось очень высоко, потому что наедине и во время ночных бесед, им представлялся удобный случай шепнуть на ушко императрице нужное словечко и таким образом оказывать услуги, щедро вознаграждаемые. Конечно, мы тут не исключаем и элемент чувственного наслаждения от такого массажа. Наверное, это очень приятно, если, несмотря на запрет Екатерины, чесальщицы, как и проститутки, долго еще будут в России свои услуги оказывать. Помните, как знаменитая гоголевская Коробочка в своем стремлении доставить приятность милому гостю Чичикову предложила ему на ночь почесать пятки. Да, о вкусах в самом деле не спорят! То, что в России было наслаждением, в Китае — суровым наказанием! Уязвимая пята в разных странах покою людям не давала и разные метаморфозы претерпевала. В Китае провинившихся бамбуковыми палками по пяткам били. Количество ударов зависело от проступка. Какой-нибудь там воришка получал всего несколько ударов, а вот, к примеру, прелюбодеяние и сводничество сурово наказывались. Муж, который свою жену под постороннего мужчину подложил, получал аж 80 ударов, а отец, уступивший свою дочь постороннему, — 60 ударов бамбуковой палкой по пяткам.
Почему такая сегрегация в наказании — неизвестно. Как будто закон, давая отцу поблажку, хотел доказать, что отец-сводник меньший грех совершает, ибо девица и без его вмешательства любовные утехи на стороне находила, а вот муж-рохля не должен надеяться на постороннего или корыстолюбия ради на прелюбодеяние жену толкать. Аморально это! Русский свод законов в этом вопросе более однозначно выразился: парень 12, а девка 11 лет, идите, вступайте в брак, нечего девственниками расхаживать, честной народ смущать, блуду учиться. А если ты девица и замуж еще не вышла, то блюди себя и к молодцам на колени не садись, не напивайся, не скачи по столам и скамьям и не давай себя тискать, яко стерву по всем углам.
В начале семнадцатого века жениться и замуж выходить стали несколько позже — в 14–15 лет. Таким молодым мужем был император Петр II, обрученный в возрасте чуть больше 13 лет. И, кроме мужа, молодой царице видеть другое мужское общество не полагалось. С малолетства так было. Ведь девицы, которые потом женами становились, росли в теремах, а это вроде тюрьмы. Там окна узенькие, со вставленными решеточками. Росла такая девица, лишенная света и воздуха, в комнатах, напоминающих клетку, — не только маленькие окна, но и двери с замками. А чтобы выйти, ей надо через комнату отца пройти, который прятал ключ под подушку. Ни один мужской взгляд не должен проникать к девицам до замужества. (После замужества не лучше.) Женились, не видя и не будучи видимы. Главное лицо в этом вопросе была сваха. Укажет она жениха, молодой надо во всем повиноваться. В церковь она шла молча, покрытая густой вуалью. И ни одного лишнего слова или жеста ей не полагалось, только ответ священнику.