– Стой! К черту зонты. Давай без них пробежимся до пиццерии!
В ее глазах засверкал возникший словно из ниоткуда, такой нехарактерный для нее огонь молодости – тот самый огонь, который можно увидеть, наверное, только в глазах еще совсем юных и жизнерадостных особ, полных амбиций, беззаботности и неугасающей веры в собственные возможности. Смотря в такие глаза, понимаешь: прямо сейчас этот человек способен на любой безумный поступок, и длительная пробежка под ливнем для него – самое безобидное спонтанное решение.
И они, смеясь, побежали в сторону противоположной той, откуда держали путь к школе менее часа назад; вперед, вниз по склону, разрезая потоки ветра, сквозь миллионы капель дождя, разбивающиеся об их лица на еще большее количество капель. Они обегали и перепрыгивали массивные лужи и наступали в крохотные. Их обувь и одежда промокли насквозь в первую же минуту, а волосы прилипли к коже. Они бежали счастливые, позабыв обо всех трудностях и невзгодах, позволив себе стать вновь детьми. Они неслись по дорогам на радость себе и назло хмурым, словно с самого пробуждения уставшим прохожим, которые провожали их непонимающими и завистливыми взглядами. И даже автомобили, водители которых как обезумевшие били по клаксонам, когда ребята, перебегая дорогу, неслись им под колеса, не были для них преградой.
Добежав наконец до пиццерии и войдя внутрь, они, дрожа от холода, сели за один из свободных немногочисленных столиков. Один из сотрудников подоспел к ним, передал каждому по махровому белому полотенцу, разложил на столе перед ними по копии меню с блюдами и напитками и, приняв полотенца обратно, удалился, на ходу поправляя спереди фартук. Максим с Валерией, активно обсуждая предложенный ассортимент кафе-пиццерии, определились с выбором и озвучили вновь поравнявшемуся с их столиком заказ.
Через половину часа им принесли горячую, разрезанную на восемь равных долей пиццу с куриным филе, моцареллой и кусочками ананаса, два стакана клубничного милкшейка и два стакана с пина колада. Они неспешно ели и потягивали молочные коктейли, оставив алкоголь напоследок. Попутно обсуждали новеньких, переведенных в их школу из закрывшейся (о шатенке с родинкой под губой Максим вспомнил лишь вскользь, но умолчал); поинтересовались друг у друга, не передумали ли поступать в вузы по тем специальностям, к которым готовятся (правда, не так активно, как им обоим хотелось бы) с начала десятого класса; и пришли к общему заключению, что было бы здорово вдвоем обучаться в одном и том же институте и жить в одном общежитии (в идеале – в одной комнате), а еще на период обучения снимать хотя бы однокомнатную квартиру.
Управившись с заказанным, слегка опьянев, они, продолжая мусолить все те же темы разговора, вышли под моросящий дождь и, держась за руки, под раскрытым Максимом зонтом направились к гостинице, где сняли номер с двуспальной кроватью, на которой затем предавались любви несколько часов кряду.
* * *
Первый месяц нового учебного года у Валерии с Максимом прошел гладко: ни единой тройки, ни единого замечания от преподавателей, ни одного пропущенного урока и опоздания. Правда, девушка как отказывалась сближаться с новенькими, так спустя четыре недели от возобновления учебного процесса ни с кем и не подружилась. Однако ее это нисколечко не смущало; напротив, только радовало, поскольку в противном случае ей было бы стыдно за свое окружение из нищих друзей и подруг с откровенно непривлекательной внешностью.
Однажды, на третьей неделе обучения, она на пару с Мариной перед всем классом выставила на посмешище ровесника, который подкинул ей сложенную записку с сальными комплиментами в содержании и предложением встретиться. Уродец – таковым воспринимала его Валерия, да и, чего уж сглаживать углы, таковым он выглядел объективно – с большим носом, оттопыренными ушами и свинячьими глазками, он был донельзя уверенным в себе, ведь в прежней школе пользовался популярностью (пусть и весьма спорной) у нескольких девушек (которые, правда, прими они участие в конкурсе красоты, по праву могли бы занять последние места, если б таковые присуждали) с восьмого и девятого классов, а потому и думать не подумал о том, что может получить отказ. Но именно отказ он и получил, к тому же в очень грубой форме.