– Понятия не имею, – ответил Арсений так же тихо.
И теперь они отчетливо услышали шаги – кто-то, похоже, спускался с чердака. Кто-то, кто шагал осторожно, явно не желая себя выдать, да только получалось это у него откровенно плохо. Вот скрипнула одна из дверей этажом выше, и теперь некто направлялся по коридору в сторону лестницы, ведущей на первый этаж.
Более никто из четверых не произнес ни слова – все поняли, что нужно делать: бежать. И они побежали. Но за мгновение до этого Валерия, стоявшая рядом с Лизой, воспользовалась моментом: вытянула из кармана ее куртки смартфон и скинула в подвал. А та, охваченная и недомоганием, и накатывающей паникой, ничего не заметила. Как и двое других.
Через считанные секунды подростки без оглядки неслись по полю, по своим же следам, уже не волнуясь о том, как будет выглядеть следующим днем протоптанная ими тропинка.
Глава шестая
Свиноглазый мальчишка вместе с родителями-алкоголиками встретил Новый год в гостях у своих родственников (то есть родной сестры его матери, разделяющей крышу над головой с горе-муженьком и его семидесятилетним папашей), что живут почти в другом конце города. На салют, по традиции начинающийся в час ночи, никому из шестерых идти не хотелось, и они безвылазно сидели за столом с десяти вечера, заталкивая в свои не самого лучшего состояния желудки яства, на которые, сложившись обеими семьями, потратили порядка двух тысяч рублей («Теперь до марта будем экономить на всем», – гундела мать мальчишки со свинячьими глазками). Яства состояли из двух глубоких салатниц, с оливье – в одной и огурцов с помидорами – в другой; самых дешевых пельменей, купленных в супермаркете по новогодней скидке («Иди в задницу, – бурчал тогда отец свиноглазого на свою жену, – возьмем эти пельмени, зато сможем купить две чекушки святой сорокаградусной»); вафельного торта «Причуда» (более дешевого просто не смогли найти); двух десятков бутербродов: половины – с маслом и колбасой из требухи, второй половины – с самыми дешевыми шпротами. Помимо всего перечисленного, столешницу также украшали бутылка шампанского «Советское» («На вкус как ослиная моча, но хоть что-то, – бубнил мужчина. – Новый год без шампанского все равно что церковный приход без парочки затесавшихся педофилюг – что-то из разряда фантастического») и – для взрослых это давно стало самым главным блюдом на всех праздниках и, вероятно, единственной отрадой в жизни – две трехлитровые баклажки самогона, купленные у соседа этажом ниже, самолично изготовленным пойлом снабжавшим почти весь дом вот уже на протяжении лет двадцати. Про любимого свиноглазого мальчишку они, конечно же, не забыли и купили ему полулитровую коробку самого дешевого красного полусладкого вина и стаканчик мороженого за пятнадцать рублей («Пятнадцать! – воскликнул мужчина, в магазине стоя подле холодильника с мороженым. – Вот только летом оно стоило четырнадцать! Пусть этот избалованный мальчишка только попробует не съесть его – весь следующий год не видать ему будет новых кроссовок!)
Вдоволь насытившись (но почти не прикоснувшись к вину, не считая двух опрокинутых в глотку бокалов) и насмеявшись за три часа, мальчишка со свинячьими глазками попрощался с родственниками, пожелал хорошо провести ночь родителям и потопал домой, где в кои-то веки ему представился случай в уединении посмотреть на стареньком DVD-проигрывателе порнофильмы, диск с которыми он стащил на рынке еще в ноябре.
Примерно в час двадцать он проходил по улице Фрунзе мимо той самой тропинки, возле которой компания его сверстников оживленно обсуждала то, что должно было оставаться исключительно их, восьмерых, тайной. В темноте, что окутывала их, мальчишка не сразу разглядел лица, но, к своему счастью, успел это сделать (а тех, кого не различил по затылкам, узнал по голосам) до того, как они сами его заметили. Крайне заинтересованный тем, о чем же в такое время суток могли разговаривать те, которых он ни разу не видел всех вместе в коридорах школы, мальчишка резко развернулся, ссутулившись, сошел с дороги и прошел к двухэтажному дому, обшитому крашеными досками. Обогнув здание, на ближнем к ребятам углу вжался в стену. Прислушался.
Стоял он неподвижно долгие минуты. До его оттопыренных ушей долетали далеко не все слова, но основную суть болтовни он уловил и узнал, что в подвале какого-то заброшенного дома (он сразу догадался, какого именно, потому что через поле от Фрунзе и по Красноармейской других заброшенных домов не было) лежит труп и третьего января они пойдут его навестить.