Выбрать главу

И самое нелепое во всем этом было то, что ему никак не удавалось до конца осознать всю глубину своих чувств к этой девушке. До последнего момента он не признавался ни себе, ни ей, что не может жить без нее, не может просуществовать и дня без любви к ней.

Сегодня он пришел, чтобы сказать ей об этом. Но оказалось, что он все еще до конца не осознавал, насколько сильно она действует на него…

Увидев Кейт, Роберто так и обомлел: она удивительно похорошела и расцвела. Многообещающая красота девочки-подростка превратилась в реальную красоту молодой женщины. Ее каштановые волосы переливались на свету, как тронутые сентябрем листья бука, а теплые темно-зеленые глаза мерцали бездонной глубиной омутов. Ее кожа светилась нежностью наливного персика – его любимого плода в детстве, а изящные изгибы и выпуклости придавали ее высокой, стройной фигуре необыкновенную женственность.

Но Роберто дал обещание отцу Кейт не трогать его единственную дочь до дня ее двадцатидвухлетия и поклялся неукоснительно выполнять это обещание. Сегодня он наконец может рассказать ей о своих чувствах.

– Кейт, послушай…

Едва он начал рассказ о своей любви, она недоверчиво воскликнула:

– Ты шутишь!

– Я никогда не шучу подобными вещами, – серьезно ответил он.

– Роберто…

Горькая ирония состояла в том, что она несколько лет мечтала услышать от него те слова, которые он произнес минуту назад. Мечтала и в то же время не предполагала, что эти мечты когда-нибудь могут стать явью.

Она начала сходить с ума по Роберто, когда была еще совсем девчонкой. Он был на восемь лет старше ее, слыл несмотря на молодость удачливым бизнесменом и владел огромной корпорацией, микроскопическим компонентом которой являлась фирма ее отца. По всем писаным и неписаным законам общества, мужчины, подобные Роберто Мадругада, не обращали, не должны были обращать внимание на девушек ее круга. Да нет, это просто неудачная и злая шутка.

– Знаешь что! Не вешай мне лапшу на уши! Я в жизни не поверю, что нравлюсь тебе! – запальчиво бросила Кейт.

– Почему ты решила, что я обманываю тебя?

Глядя в его ясные глаза, она вдруг подумала, что он вряд ли лгал. В его взгляде не было и намека на желание поиздеваться над ней, и на чувственных губах не было даже подобия улыбки.

– Но ты, должно быть, просто…

– Нет, керида, – тем же серьезным тоном прервал ее Роберто. – Тебе не стоит сомневаться. Тут нет никаких подвохов. Я сказал абсолютную правду. Ты нравишься мне уже много лет.

Вдруг Кейт почувствовала слабость в ногах и, чтобы не упасть, поспешно опустилась в ближайшее кресло, проронив:

– Я не верю тебе.

– А ты поверь!

Роберто склонился над ней, упершись сильными руками в оба подлокотника кресла, и она оказалась в сладком плену: слева и справа от нее играли бицепсы его рук, спереди ее колени касались его крепких ног, а на уровне ее глаз возникла живая стена-барьер в виде мускулистой мужской груди, обтянутой безукоризненно белой рубашкой. Таким образом, даже если бы она и вздумала сейчас бежать, ей это все равно не удалось бы. Из западни, в которую ее заключил Роберто, не было выхода, и ей ничего не оставалось, как продолжать сидеть в кресле и утопать в поблескивающей темно-бронзовой бездне его глаз.

Он находился так близко от нее, что она могла вдыхать чистый запах его тела, смешанный с легким, возбуждающим ароматом какого-то экзотического одеколона (изготовленного скорее всего из соков цитрусовых, мелькнуло у нее в голове). От этой близости мужчины, которого она боготворила уже столько лет, ее нервы напряглись еще больше, пульс участился как минимум вдвое, дыхание стало глубоким и прерывистым.

– Не измывайся надо мной, Роберто, пожалей меня. Или тебе доставляет удовольствие так лестно лгать мне, подвергать меня таким душевным пыткам? Потому что…

– Может быть, твоей душе станет легче, если я поклянусь, что сейчас не лгу тебе, но в прошлом лгал?

– Ты лгал мне?

Ей казалось, что после каждого произнесенного им слова ситуация осложняется еще больше, становится все более странной и запутанной, все дальше и дальше заходит в тупик. В голове мелькнула невероятная, бредовая мысль: настоящий Роберто Мадругада, которого она, по ее твердому убеждению, хорошо знала, был похищен, куда-то исчез, и на его месте появился двойник – похожий на него как две капли, но совсем другой, совершенно чужой, незнакомый человек.

– Когда ты впервые солгал мне? – От нервного перевозбуждения во рту у нее пересохло, и слова будто не прозвучали, а проскрипели.

– Когда сказал, что ты не интересуешь меня. Когда стал вести себя так, будто ты надоела мне. Когда…

– Нет… Замолчи! Нет, нет, нет! – Кейт всплеснула руками и заткнула пальцами уши, а в следующее мгновенье закрыла ладонями лицо. – Замолчи! Это неправда.

Если бы он рассказал ей обо всем этом год назад, когда ей исполнился двадцать один, она запрыгала бы от счастья. Произнеси он те же слова на Рождество или на той злополучной вечеринке, они наполнили бы ее сердце радостью. Но теперь было слишком поздно.

Год назад все у нее в жизни складывалось как нельзя лучше. Теперь же все в ней шло наперекосяк. Потому что даже если хотя бы толика из того, о чем говорил Роберто, было правдой, эта толика быстро превратится в дым, как только он узнает, что…

– Замолчи! – повторила она. На этот раз ее голос прозвучал почти угрожающе.

– Прости.

Я слишком разогнался, а надо бы следить за спидометром, укоризненно сказал себе Роберто. Нетерпение всегда было его недостатком и нередко вредило ему. Вот и на этот раз он проявил излишнюю поспешность и от этого только проиграл. Прояви он сдержанность и самообладание, ситуация, возникшая в библиотеке, наверняка не вышла бы из-под контроля.

А ведь, отправляясь в этот вечер к Хиллзам, Роберто обещал сам себе не допускать в разговоре с Кейт эмоциональных вольностей, выброса скоропалительных слов. Но едва он открыл дверь библиотеки и впервые за несколько месяцев увидел Кейт, вся собранная им в кулак воля и самообладание вмиг улетучились, как дым из трубы. Более полугода он прилагал максимум усилий, чтобы сохранить самообладание, но сегодня при виде Кейт оно испарилось, иссякло, и он уже не мог больше управлять парусом своей жизни с прежней уверенностью и твердостью и плыть в любую сторону, куда вздумается, куда захочет его вольнолюбивая душа.

– Прости меня, Кейт, – повторил он и, оттолкнувшись руками от подлокотников, резко выпрямился. – Ты права: я не должен был подтрунивать и измываться над тобой. С моей стороны это было несправедливо и жестоко.

Что ж, Роберто лишь подтвердил мои подозрения, с грустью подумала Кейт, наблюдая, как он круто повернулся и, согнув плечи и глубоко засунув руки в карманы брюк из тонкого черного вельвета, медленно зашагал прочь по натертому до блеска деревянному полу. Она знала, что он лгал, когда пел ей дифирамбы. Знала, что все его сладкие речи были лишь очередной издевкой над ней, как были издевкой его заигрывания, когда она была еще несмышленой девочкой-подростком, а он, двадцатидвухлетний молодой человек, уже многое понимал тогда в жизни, во многом разбирался.

В те годы он был для нее кумиром, идолом, путеводной звездой, и она боготворила его. А он лишь насмехался над ней за это идолопоклонство и с подкалываниями и шуточками принимал от нее добровольные жертвоприношения в виде разных мелких услуг и верноподданнических жестов. И вот теперь он, кажется, решил развлечься с ней подобным же образом.

Только теперь, по прошествии стольких лет, его шутки стали более целенаправленными, язвительными и даже жестокими. Его выпады наносили ей глубокие душевные травмы и вызывали такие острые головные боли, что порой она не могла адекватно реагировать на окружающую обстановку и принимать правильные решения.