Этот человек дорого заплатил за свою страсть к науке. Семейная жизнь, хоть и тянулась вот уже двадцать лет, все не ладилась — жена не могла понять, как это он не может найти времени ни для нее, ни для детей. А он и дома был мыслями в лаборатории.
Они расстались, прожив вместе двадцать лет, а еще лет через тридцать, уже будучи второй раз женат, он вдруг сообразил, как было трудно его жене Маргарет Хэминуэй с ним, и стал просить о прощении.
Но, кажется, и с Эдной Стентон он не был счастлив.
В семьдесят лет Майкельсон возвращается к тому, с чего начал. Ему кажется, что его самые первые измерения, поражавшие всех своей точностью, на самом деле недостаточно точны.
Он едет в Калифорнию, куда жизненный ветер занес когда-то энергичного галантерейщика из Польши — его отца — и где он сам еще малышом стал впервые познавать мир. Он решил уточнить здесь ответ на одну из самых увлекательных загадок природы.
В Калифорнии, на горе Сан-Антонио, на высоте около шести километров, он ставит одну установку и другую — на горе Маунт-Вильсон, на расстоянии тридцати пяти километров. Многие ночи подряд узкий луч света прорезывал непроглядную темень, отражаясь от зеркала на горе Сан-Антонио, и попадал на вращающуюся призму на горе Маунт-Вильсон. Три года почти каждую ночь — опыт за опытом…
Он получил средний результат скорости света — 299 798 километров в секунду.
Ну вот, кажется, и можно поставить точку в конце жизненного пути, где пусть было не все так гладко, зато целеустремленно и где, в общем-то, он жил так, как хотел. Кажется, можно позволить себе удалиться от дел, отдавая все свое время прогулкам с мольбертом — или по берегу моря, от которого пахнет вечностью, или в горах, где человек невольно размышляет о смысле собственной жизни.
Но нет: Майкельсон задумывает свой новый опыт. Он хочет сделать расстояние между зеркалами как можно больше. Опять ему не нравится точность.
Во время последнего опыта ему часто мешали туман и дым: в Калифорнии горели леса, и физик хочет избавиться от всех этих помех и пропустить световой луч через вакуум. Тогда уже никто не скажет, что атмосфера влияет на опыт.
Для эксперимента сделали гигантскую трубу — диаметром около метра и длиной в полтора километра. Из нее выкачали воздух — одна только эта работа отняла несколько суток. Никогда прежде скорость света не измерялась в почти полном вакууме. Полтора года, сотни вычислений…
А Майкельсона на площадке, где ставили опыт, не было. Он только что перенес кровоизлияние в мозг и руководил экспериментом лежа в постели. Потом он как будто поправился, во всяком случае, ему показалось, что он чувствует себя значительно лучше, начал вставать и даже приехал на конференцию, на которой присутствовал доктор Эйнштейн.
На банкете в его честь Эйнштейн обратился к старому, скромно сидящему среди других Майкельсону: «Вы, уважаемый доктор Майкельсон, начали свои исследования, когда я был еще мальчишкой. Вы открыли физикам новые пути и своими замечательными экспериментами проложили дорогу для теории относительности… Без вашей работы эта теория была бы и поныне лишь интересным предположением, она получила первое реальное подтверждение в ваших опытах».
Те, кто видел Майкельсона в эту минуту, вспоминают, что он был очень взволнован…
Игорь КУРЧАТОВ (1903–1960) — человек, который успевал делать все
Многие поколения людей строили величественные храмы науки.
Менделеев открыл периодический закон, построил систему элементов, другие шаг за шагом стали заполнять в ней пустые места, закрашивать белые пятна на карте континента под названием «химия».
На этой карте появилось много славных имен, воплощенных в названиях элементов. Среди них — менделевий, курчатовий…
Игорь Курчатов был физиком. Но есть ли та железная грань, разделяющая эти две древние науки! В этой таблице они стоят рядом — химики и физики, объединенные общей целью и тем, что каждый из них сделал в науке.
Не каждому поколению удается застать рождение новой науки, увидеть ее расцвет и торжество. Не каждого ученого судьба награждает редкой привилегией — положить первые кирпичи в фундамент новой науки и потом возвести кровлю над ее стройным зданием. Так уж складывается жизнь человека — трудно успеть сделать все, что хочется. Не хватает времени, сил, упорства, везения — всего того, из чего в конечном счете слагается в науке успех. Конечно, при условии, что у человека есть главное — дар быть ученым.
Про Курчатова можно сказать, что он успел сделать все. Все из того, что наметил. Но, конечно же, отпусти ему жизнь еще хоть толику времени, он сделал бы больше.
Отец его был лесничим, да и родился он, можно сказать, в лесу: глухой уральский лес со всех сторон окружал небольшой поселок в Уфимской губернии. Ему было девять лет, когда он впервые увидел море — семья переехала в Симферополь, — увидел и полюбил его на всю жизнь.
Вместе с братом — свой жизненный путь они прошли рядом, плечом к плечу — они любили стоять у кромки прибоя, глядя на корабли, возникавшие словно видения на горизонте и растворявшиеся безмолвно, медленно, как уходящий мираж, оставляя за собой легкий шлейф дыма. Провожая их взглядом, мальчишки выдумывали всякие истории, которые приключались с этими кораблями, воображали свирепых пиратов, преследующих их по пятам. Эти двое мальчишек, двое мечтателей станут потом физиками.
Игоря всегда тянуло делать что-то своими руками. Он учился в гимназии, но и отцу помогать успевал — семья жила небогато. Его взяли в мастерскую, где вырезали из дерева мундштуки. Он очень скоро постиг таинства этого изящного мастерства. Потом он решил научиться слесарить и научился. У него как-то рано проявилось это в характере: он всегда сам ставил себе цель и всегда добивался ее.
Книг в доме Курчатовых было немного — денег для них не оставалось, и Игорь смог купить себе только одну. Ее автор — итальянский ученый. Называлась она «Успехи современной техники». Казалось бы, мальчишка с таким пылким воображением и склонностью погружаться в мечты должен был купить себе Дюма, Купера или Майн Рида, а он выбрал эту. Нет, сам по себе малозначительный шаг — подумаешь, первая книга — не был случайным. Игорь Курчатов еще в гимназии задумал стать инженером. А пока же его едва-едва не забрали в армию Врангеля: спасло лишь то обстоятельство, что родители в свое время не спешили зарегистрировать сына, когда он родился. Прошло тогда дней десять, не менее, наступил Новый год, и в паспорт вписали новую дату. Этот год и решил все: Врангелю пришлось обойтись без Курчатова.
Старший Курчатов окончил гимназию с золотой медалью. Медаль, правда, он и в глаза не увидел: шел двадцатый год, с золотом в стране небогато было, и, конечно, в Симферополе золотой медали просто-напросто не оказалось.
И вот он уже в Таврическом университете. Время тяжелое — война. Не всегда было вдоволь хлеба, не всегда можно было купить пару ботинок. Как-то раз будущий академик сам сшил себе постолы из шкуры быка — кусок грубой кожи обернул вокруг стопы, а края сверху стянул узким сыромятным шнурком. Наверное, не слишком красиво вышло, но не в этом, как говорится, счастье.
Тогда трудно было всем, зато перед Игорем и его друзьями стояла ясная цель — они учились и ради этого готовы были стерпеть все. Что из того, если заниматься вечерами приходится при скудном свете коптилки и если брови и волосы чернеют от копоти? Мелочи жизни! Надо думать только о главном.
Это было трудное и все-таки счастливое время. Потому что самые первые шаги в науке, когда открытия, открытия для себя, делаются каждый день и чуть ли не каждый час, как еще это можно назвать?
Можно считать, что студентам, которые в те годы учились в Таврическом, здорово повезло: ректором университета был академик В. И. Вернадский, из Петрограда приезжал читать лекции сам «папа» Иоффе, да и среди постоянных преподавателей тоже встречались имена известные, звучные. Многие из них уже оценили способности Игоря Курчатова, но мог ли тогда подумать академик Абрам Федорович Иоффе, что вот этот худой черноглазый юноша с волосами, торчащими ежиком, станет его любимым учеником и возглавит наступление на новом, ставшем вдруг самым главным участке физики. И, конечно, Игорь Курчатов об этом тоже не думал.