В плане острог — почти четырехугольник (северная сторона была немного скошена). По углам ограды стояли четырехугольные башни, пятая четырехугольная башня находилась на северной стороне, обращенной к Пустозерской губе, и была проезжей (остальные глухими). Ограда острога, по подсчету Ф. Ласковского, не превышающая 82 сажени, представляла собой стоячий тын, заостренный в верхней части, так называемый тын «на иглах». Под стенами острога был выкопан ров, окружающий укрепление со всех сторон. Ни система укреплений Пустозерска, ни его вооружение не позволяют считать его способным выдержать скольконибудь серьезную осаду. Существование укреплений в нем носило в определенном смысле политическое значение — единственная «государева крепость» на крайнем северо-востоке Руси.
Ценным документом по истории Пустозерска второй половины XVI в. является «платежница» с недошедшего до нас «дозора» 1574—1575 гг. 30. По этому документу Пустозерск имел 3 церкви «с трапезами» и «на погосте келья» и 9 человек церковных чи-
нов. Всего в Пустозерске было 144 двора с 282 жителями, из них 92 двора со 193 жителями — «дворы оброчные» и 52 двора с 89 жителями — дворы «тяглые беспашные». «Платежница» указывает на некоторый рост Пустозерска по сравнению с переписью 1563—1564 гг.: прибыло 47 дворов с жителями. Однако прибывшие не имели своих промыслов: «а промыслу у них в угодьях
нет никоторых, кормятся о старых жильцах, наймутся у них по их промыслом», т. е. по существу являются наемной рабочей силой — наймитами.
«Платежница» является ценным документом еще и потому, что дает данные об этническом составе Пустозерска. Среди населения можно отметить выходцев с юга — «новокрещен ногайской Михалко Тулунтаев», «Перша Каэибердеев новокрещен ногайской» и др., выходцев с Двины, Кулоя, Вологды, пермяков. С «окологородней самояди» собиралось по «пети сороков соболей в год». Основу хозяйства населения составляли промыслы. В Пустозерье на промысел приходили и из других районов Севера: «Да в Пустозерский же уезд на морские острова приходят двиняне, устяжане и пинежане да на море промышляют, бьют зверь моржа, а царю к великому князю в казну дают с того своего промыслу десятую кость, зуб лутчей...».
В челобитной 1667 г. пустозерские крестьяне так описывают свое бедственное положение: «... а мы бедные людишки бедны и безхлебные и безоленные, что было оленишок остальных от прежних самоедцких грабежов и тех достальных всех самоядь отгонила... дле рыбных и белужьих промыслишков не ходим на море и судов у нас морских лодей и кочей нет, что делать не умеем и не из чего, лесу нет...»31. Вполне естественно, что ремесло в Пустозерске было очень слабо развито и удовлетворяло лишь самые минимальные бытовые и хозяйственные нужды населения. Та же «платежница» перечисляет некоторых ремесленников: Гриша Михайлов, Игнаш Левонтьев — скорняки, связаны с обработкой сырья с пушного промысла, Пашко Иванов — кузнец, Оверкейко—плотник и Чаша — сапожник. Существовал в Пустозерске и кабак. Так, за 1614 г. положено было собрать «кабатцкие прибыли... 77 рублев 23 алтына с полуденгою». Представление о Пустозерске будет не полным, если не упомянуть о том, что со второй половины XVII в. он превращается в место ссылки.
За тысячи верст от Пустозерска, в далекой Москве в августе 1667 г. решалась судьба зачинателей русского раскола: «...бывших протопопов муромского Аввакума, симбирского Никифора, буде они в раскольных церковных винах своих... прощения и благословения просить не учнут... и распопу Лазаря и Епифанца .., отрезав, у них по языку, послать их всех с Москвы в Пустоозеро» 32. 21 августа, после казни «все четверо вкупе» были сосланы в Пустозерский острог, куда и прибыли глубокой зимой 12 декабря 1667 г. Казнили «на Москве» не всех четверых, а только двух. Аввакум в своем «Житие» так описывает эти события: «...также братию Лазаря и старца казня, вырезав языки, а меня и Никифора протопопа не казня сослали в Пустоозерье».
Опасность ссыльных подчеркивалась и режимом их содержания: для них велено было «зделать тюрьму крепкую», с полной изоляцией от внешнего мира и запрещением общаться между собой. Тюрьму надлежало «огородить тыном вострым в длину и поперег по десяти сажен, а в тыну поставить 4 избы колодником сидеть, и меж тех изб перегородить тыном же». До постройки подобной тюрьмы воевода был вынужден поместить колодников в избы пустозерских крестьян, предварительно выселив их, так что ссыльные сидели «по одному человеку в избе, за караулом».
Сам Аввакум так описывал свое пребывание в пустозерской темнице: «...запечатлен в живом аде плотно гораздо; ни очию возвести на небо возможно, едина скважня, сирень окошко... А на полу том воды по колено, все беда. А сежу наг, нет на мне ни рубашки, лише крест з гойтаном: нельзя мне в грязи той сидя носить одежды. Я уж не жалея, когда ел, когда не ел, — не спрашиваю и не тужу о том многожды. Иногда седмь дней, иногда десять, а иногда и сорок не ел» 33. Строгая изоляция узников была вызвана опасениями воздействия их на местное население. Не следует забывать, что пребывание «борцов за старую веру» в Пустоозере падает на годы возмущения соловецких монахов (так называемое «соловецкое сидение»). Поддержка и помощь соловецким «сидельцам» со стороны местного населения Севера придали всему движению определенный социальный оттенок. В 1669 г. к пустозерским узникам снова обращаются с требованием «покаяться». Убедившись в том, что сломить упорство ревнителей старой веры не удалось и на сей раз, им снова «учинили казнь» — Аввакума посадили в земляную тюрьму, а «прочим товарищем» приказали «резать без милости языки и сечь руки».
Новую попытку склонить раскольников к покаянию можно рассматривать как определенный идеологический маневр правительства в условиях безуспешной осады взбунтовавшегося Соловецкого монастыря.
Однако никакие запреты не смогли оборвать нитей, связывающих «колодников» с ик единомышленниками на свободе. В одном из посланий к боярыне Морозовой Аввакум писал, как они с Епифанием сделали потайной ящичек в топорище стрелецкого бердыша. Страстные послания Аввакума продолжали гулять по Руси, из пустозерских страшных «осыпных изб» были написаны и переправлены «верным людям» десятки разнообразных сочинений.
Приближались последние дни узников. В 1682 г. в Пустозерский острог прибыл капитан стрелецкого стремянного полка Иван Лещуков. Проведенный Лещуковым «сыск» показал, что, несмотря на строжайшие запреты, Аввакум имел при себе книги, рукописи и даже рисунки. После сыска он вместе с «злоименитыми клевреты» (имеются в виду сподвижники неистового протопопа — распопа Лазарь, раздиакон Федор и бывший старец Соловецкого монастыря Епифаний) был в «струбе сожжен». Во время казни погибли и непереправленные «верным людям» рукописи одного из самых ярких аппозиционеровнпублицистов XVII в.
Аввакум Петров, сын деревенского священника, родился в 1621 г. В 40-х годах XVII в. он примкнул к кружку так называемых «ревнителей благочестия», куда входил и Никон, будущий патриарх «всея Руси». Кружок пользовался покровительством царя Алексея Михайловича, надеявшегося найти в нем поддержку церковным реформам, направленным на укрепление царской власти и международного положения Русского государства. Однако пути бывших единомышленников круто разошлись. Став патриархом, Никон употребил немало усилий для укрепления церковной власти, за что и был отстранен от патриаршества, а в 1666— 1667 гг. пострижен в монахи. Наиболее оппозиционно как к светской, так и церковной власти выступил Аввакум. Поразительна была стойкость и прямота этого человека: свои суждения он одинаково резко мог высказать воеводе, патриарху и царю. Из-под спуда религиозных и мистических наслоений у Аввакума бил чистый родник любви к простому народу, который «мается шесть-ту дней на трудах». Нет сомнений в том, что именно страстность в обличении господствующих классов, идея о равном праве всех людей на блага жизни снискали популярность его противоречивому «учению».