Нельзя не согласиться с мнением Ап. Григорьева, которое, в сущности, отражает целое направление русской жизни того времени. Нельзя думать, что литературная критика вся была проникнута прогрессивными идеями. Рядом с этим существовала критика повседневности, отрицающая всякие идеи. Провозглашалась одна идея — простоты как самого главного в жизни человека и в искусстве.
Ап. Григорьев — отрицатель социалистических теорий. Вся современная литература для него — литература в пользу бедных и в пользу женщин. Ап. Григорьев считал, что русский человек не может заглушить в себе голоса душевно-духовных интересов. Социализм обращает человека в «свинью рылом вниз», и для русской души нет ничего противнее утопии Фурье.
Восток и Запад — разные пути, противостоящие друг другу, как теория и жизнь. Запад ограничивает человека его собственными пределами, главное здесь — реабилитация плоти, а не поиски духа. Восток же внутренне носит в себе живую мысль, «верует в душу живу». Социалисты — люди с узкими теориями: «отрицательная правота» Герцена и впоследствии — Н.Г. Чернышевский. В русской идейной жизни возобладал тип семинариста, для которого исходной точкой является отрицание, воспитанное на схемах и доктринерстве поповского социализма. «Их ведь ломали в бурсе, гнули в академии — отчего же им-то жизнь не ломать?» (Ап. Григорьев).
Ап. Григорьев по взглядам — идеалист, романтик. «Рыцарь чистого образа», как сам он себя называл. Григорьев жаждал истины «цветной», т. е. не черно-белой, а неоднозначной полноты жизни, которая не впишется ни в одну теорию. Социализм для Григорьева бесцветен, расчетлив — не такова душа русского человека. Себя он ощущал скитальцем, рыцарем на распутье:
Кто слезы лить способен о великом, Чье сердце жаждой истины полно, В ком фанатизм способен на смиренье, На том печать избранья и служенья.
В этом есть, хотя и не без позы, много искренности, свободы и духовной красоты.
Пока шли все эти разговоры о социализме, фурьеризме, фалангах, правительство этому большого значения не придавало. Да и сам социализм выглядел в их глазах утопией. Но когда в «Телескопе» за 1836 год появились «Философические письма» Чаадаева, этого правительство не могло вынести. Оно обиделось и возмутилось. В «Письмах» утверждалось, что Россия не внесла ничего нового в исторический прогресс, что наше существование похоже на бивачную жизнь, где нет ничего устойчивого, твердого, нерушимого. «Мы не принадлежим ни Востоку, ни Западу… не имеем традиций… мы стоим как бы вне времени, нас не коснулось всемирное воспитание рода человеческого…». «Отшельники в мире, мы не дали ничего миру и ничему у него не научились. Мы не внесли ни единой идеи в массу идей человечества. Мы ничего не прибавили к прогрессивному развитию человеческого ума, и чем воспользовались, то обезобразили».
Чаадаев был объявлен сумасшедшим, его рассуждения — бредом, а сам он взят на лечебное содержание во избежание всяких неприятностей. От Чаадаева была получена подписка, что он больше ничего писать не будет. Его посещали врач и полицмейстер для освидетельствования душевной болезни. Императорский рескрипт вызвал негодование со стороны прогрессивных людей того времени и страх в обывательской среде. Чаадаев написал в это время «Апологию сумасшедшего», которую нигде не мог опубликовать. Петр Яковлевич сохранял спокойствие и невозмутимость, по-прежнему посещал общество, дворянское собрание и был как бы укором глупости и невежеству николаевского правительства.
Как могло получиться, что Россию объявляют несостоятельной, когда Россия изгнала французов и провозгласила в Австрии после конгрессов, на которых выступал Александр I, что «русский царь стал царь царей»? Полная победа русской политики в Европе. Между изгнанием французов и «Философическими письмами» — 20 лет. Но это не время для истории. Потому правительство Николая I и было так ошарашено.
Чаадаев понимал, что существующая политика ведет Россию к краху. Оно так и получилось, когда неожиданно вспыхнула война на Черном море. Флота нет, техники нет, а европейцы (Англия, Франция) поступили хитро: они бросили вперед все туземные войска (там ведь тоже были различные колониальные войска), Россия стала отвоевываться своими колониальными войсками (кавказские, азиатские), и были грандиозные потери для нее. По договору Россия должна была уничтожить весь Черноморский флот. Так что здесь Чаадаев, как пророк, увидел будущее. Николай I понял свою ошибку, и возникла гипотеза, что он отравился, не выдержав этого позора.