Боцман понимал, что у них нет шансов в долговременной схватке и толпа беглецов, не жалея себя рвалась к ближайшем выходу. Гладиаторы гибли, но с настойчивостью обреченных пробивались вперёд. Самый ожесточённый отпор их ждал у самого выхода. Там успели установить пулемет, простреливавший довольно длинный коридор. Почти треть бойцов полегла, но благодаря нескольким гладиатора с дарами на защиту рубеж все же взяли и вырвались наружу. Во время последней стычки Ферруму рикошетом пули зацепило голень, а Бурому прострелили бок и он потерял немало крови, но даже сейчас улыбался во все 32 зуба. Запах свободы пьянил его, хотя от настоящей свободы они были ещё далеко.
— Нужен транспорт! Будем вырваться из стаба! — объявил всем Боцман зыркая по сторонам в поисках врага и транспорта.
— Бур, я с ними не еду, — тут же предупредил товарища Феррум.
— Что–так? — спросил крестный, щупая рану в боку с потихоньку сочащейся наружу кровью.
— У меня дела в стабе. Мне нельзя на прорыв, — не стал вдаваться в глубокие подробности Павлов.
— Тогда я с тобой. Сейчас нужно где–то сныкаться и зализать раны, — принял решение крестный.
— Может лучше с ними? — Феррум не был уверен, что прятаться во враждебном городе хороший вариант для раненого.
— Нахрапом хорошо в начале было, пока муркеты не очухались, а теперь у них шансов нет. Покрошат их, как пить дать, а с тобой у меня может быть будет нормальный шанс. Сейчас надо заныкаться, отлежаться и найти способ просочиться, через стены по–тихому. Ну а попутно можно будет и твои дела в городе обтяпать, — Бурый был уверен в своих словах.
— Пойдём, — кивнул Павлов и двое вооружённых людей, помогая друг другу, не слишком уверенно направились к домам контейнерам.
Им никто не мешал. Силы стаба муров еще не взяли район под контроль, а охрана Арены пока не набралась смены высовываться из здания. Гладиаторы разбегались во все сторону точно тараканы по кухне при включённом свете. Кто–то собирался действовать подобно Ферруму с Бурым или просто напоследок навести побольше шороху в этом городишке, а кто–то действительно искал транспорт для попытки прорыва через половину мурского стаба и ворота. В это достаточно раннее время улицы Узлового были пусты и о таскать машину было не так просто даже на центральных улицах, а Арена стояла далеко не в центре стаба и вышли они из неё с задней части, где и в лучшее время народ катался не часто.
Нырнув в переулок, Павлов и его крестный зашагали по нему, выискивая место, где можно спрятаться. С их видом трудно было затеряться в толпе на стабе и хорошо, что толпы не было. За Ареной многие дома были явно пустыми. Хватало голых фундаментов залитых под установку стандартных домиков. Заметили контейнер, зарытый в грунт и залитый в фундамент в качестве подвала. Попалось несколько домов из настоящих вагонов. Точнее это даже не были полноценные дома. Просто кто–то приволок пассажирские железнодорожные вагоны и поставил прямо колёсами на землю. За вагонами так же никто не ухаживал. Колеса они успели изрядно утонуть в грунте. От этого некоторые из них накренились на тот или иной бок.
Однозначно вагоны считались жильём худшего порядка и, уходя дальше от Арены, беглецы встречали их все больше. Они пришли в настоящие местные трущобы, где царила своя придонная жизнь. Здесь жили даже не работяги, добытчики сталкеры или настоящие муры, а отрепье. Старавшиеся от разной дури наркоманы, конченые, готовые пить все что горит и в любых количествах алкаши, просто опустившиеся существа. Эти люди варились здесь в своём котле почти ненужные официальным властям стаба. Они имели еще меньше прав, чем новичок на стандартном кластере и заканчивали плохо. Те, кто еще сохранял какие–то остатки разума, перебирался по трущобам точно партизана вблизи врага — короткими перебежками. Если не хватало мяса на кластерах или просто лень было на них выбираться, то некоторые муры могли попробовать наловить двуногую добычу и тут. Это за нужных стабу работяг, строителей, уборщиков, внутреннюю охрану и прочих подобных администрация могла спросить, да и сами они могли огрызнуться, а местных считали за мусор под ногами, и огрызаться им было нечем.