Все вышесказанное относится к принципам. Если же мы рассмотрим конкретный вклад, внесенный католичеством в формирование идеологии современных воинствующих партий типа христианской демократии (открытой к диалогу с левыми), тот мещанский морализм, до которого на практике пало католичество в своем «попечении о душах» и нелепом стремлении модернизировать Церковь, то становится вполне очевидной необходимость отмежевания от католичества в плане мировоззрения и жизненного стиля. Действительно, в этом смысле достаточно просто обратиться к трансцендентной реальности и порядку, превосходящим просто человеческий уровень и все связанное с сугубо индивидуальным земным существованием. Однако подобное обращение к трансцендентности не должно стать поощрением ханжескому бегству от действительности и оправданием «человеколюбцам». Его цель состоит в том, чтобы к человеческим силам присоединилась иная могучая сила, а новый мир людей и их властителей обрел незримое благословение свыше. Если некоторым людям для этого нужно опереться на католичество, и если оно сможет стать для них такой опорой, не оказывая того негативного влияния, о котором шла речь выше, то гибеллины не будут иметь ничего против этой частной религии, которая возобладала на Западе и глубоко укоренилась в Италии.
Впрочем, это касается исключительно личных проблем, встающих перед отдельными людьми, которые возникают в нашей стране вследствие отсутствия четкой исторической традиции, которая имела бы своих представителей в лице отдельных личностей и групп как носителей чистой гибеллинской доктрины, лишенной всяких либерально-светских наслоений.
Похоже, сегодня в Италии сложился небольшой круг людей, которым близка указанная в начале проблема синтеза отдельных приемлемых сторон католичества с более широкой реальностью Традиции (на эту задачу указывал уже РЕНЕ ГЕНОН, хотя и не верил — о чем говорил нам лично — в возможность ее осуществления). Наряду с этим они ратуют за возвращение к тем идеям, которые ранее уже подвигли некоторых католиков встать на защиту порядка и авторитета верховной власти и на борьбу с революционными идеями. Здесь, однако, необходимо сделать две оговорки.
Первая касается доктрины. Католики почти всегда склонны нарушать законный ход рассуждения: вместо того, чтобы исходить из Традиции как высшей реальности, они переворачивают все с ног на голову, принимая в качестве отправной точки и первоначала католичество с его притязанием на роль единственно истинной религии и стремясь отстоять его значимость при помощи ссылок на ту или иную из традиционных идей, используемых ими как вспомогательное средство. Подобное искажение категорически недопустимо, поскольку тем самым целое ставится на службу частному.[76]
Во-вторых, хотя отдельные католики занимают правильную позицию в доктринальном отношении, все же следует ясно понимать, что их инициативы носят исключительно «частный» характер. Поскольку, дабы их приняли всерьез настолько, чтобы исправить те отрицательные стороны католичества, на которые мы указывали ранее, необходимо, чтобы решение исходило от высших церковных иерархов, облеченных властью. Однако более чем очевидно, что для этого нет ни малейших предпосылок, ибо, как мы уже говорили, Церковь все более скатывается к антитрадиционному обновленчеству, идя на сделку с современным миром, демократией, социализмом, прогрессизмом и прочими подрывными силами. Поэтому католики-традиционалисты не могут выступать от имени всей католической Церкви, пытаясь приписать последней качества, ею же не признаваемые, тем более что все их инициативы воспринимаются Церковью с полным пренебрежением. В отличие от исторической Церкви, «Вечная Церковь», к которой так хотелось бы воззвать некоторым католикам, существует лишь в их воображении, для реальной же Церкви они сами являются чуть ли не еретиками.
Таким образом, если не принимать во внимание ту возможную ценность, которую на личном и прагматическом уровне может иметь данная вера для отдельного человека, как по внутренним, так и по внешним причинам лучше самостоятельно идти своим путем, предоставив Церковь ее судьбе, поскольку сегодня она не в состоянии официально благословить истинное традиционное и сверхтрадиционное правое движение.
Следует, однако, четко осознавать особую опасность этого пути в наше время, когда политический мир прибегает к тем силам, которыми обычно ведали религии. Сегодня же их нередко используют, чтобы окружить своего рода мистическим ореолом то, что по сути своей остается всецело профаническим; печальными примерами того служат некоторые «тоталитарные» движения. Мы уже указывали на четкое различие между теми случаями, когда человеческая реальность получает духовное освящение, преображающее ее природу, и теми, когда духовное подменяют чисто человеческим, тем самым узурпируя его законное место и право. Однако, даже четко осознавая это, следует шагнуть навстречу указанной опасности, поскольку иного выбора нет. Как мы неоднократно говорили, государство, лишенное духовного измерения и узаконения свыше, не имеет права даже называться государством и совершенно беззащитно перед любыми нападками со стороны рационалистических, революционных, социальных и подрывных сил. Решение этой проблемы осложнено тем, что династическая и, в более широком смысле, традиционная преемственность сегодня нарушена и, беря на вооружение гибеллинство, мы можем исходить только из чистой идеи без оглядки на недавнюю историческую действительность.
Поэтому, как и во многих других случаях, нам придется ограничиться здесь лишь временным решением. С одной стороны, необходимо твердо придерживаться строго сформулированных принципов; с другой — следует научиться следовать им на деле и ценить их, даже если основания, на которые они ныне вынуждены опираться, не вполне им соответствуют. Приблизительно так же во времена междуцарствия или регентства следует относиться к существующим институтам: символ остается, сохраняет свой престиж, авторитет и признание, даже если на данный момент нет никого, кто мог бы воплотить его во всей полноте, тогда как действующий правитель играет роль «исполняющего обязанности». В нашем случае речь идет о духовном центре политического организма; в соответствии с вышеизложенными принципами следует четко определить и признать его место и функцию в ожидании, когда определенное стечение обстоятельств позволит ему воплотиться в действительности. В истории это всегда совпадает с неким мистическим событием, имеющим сверхчеловеческую природу, приходу которого также могут способствовать особая общая предрасположенность и коллективный настрой, хотя последние и не являются для него определяющим.
Глава XI. РЕАЛИЗМ. КОММУНИЗМ. АНТИБУРЖУАЗНОСТЬ
Одной из причин, заставляющих отдельных интеллектуалов парадоксальным образом симпатизировать коммунизму (парадоксальным, поскольку известно, сколь низко коммунизм ставит истинный интеллект), является его антибуржуазная направленность. Коммунизм притязает на роль движения, преодолевшего «буржуазную эпоху» и проложившего путь новому реализму по ту сторону субъективности и индивидуализма, романтического культа «Я» и всех разновидностей идеалистической риторики. Если забыть о его ярко выраженной материалистической и чисто экономической окраске, именно эти черты делают коммунизм привлекательным для указанных интеллектуалов.
Безусловно, в современную эпоху подобное явление получило достаточно широкое распространение, что выразилось уже после первой мировой войны в появлении таких характерных движений, как Neue Sachlichkeit или новая объективность в Германии[77] и Esprit Nouveau во Франции. Последнее, несомненно, оказало значительное влияние, особенно в архитектурной области, и уже тогда тяготело к коммунизму. Сегодня в некоторых кругах коммунизм солидаризируется с требованиями подобного рода, поэтому нет ничего удивительного в том, что отдельные беспринципные интеллектуалы, знакомые с коммунизмом лишь в теории и понаслышке, а следовательно неспособные уловить пагубного смысла коммунизма, присоединяются к нему, воображая, что тем самым занимают передовые позиции.
В действительности же они попадают в крайне двусмысленное положение. Несомненно, призыв к преодолению буржуазности как таковой имеет полное право на существование. Правда, речь идет не столько о буржуазии как экономическом классе, сколько как об особом интеллектуальном мире, искусстве, образе жизни, общем мировоззрении, которые, сформировавшись в XIX в. одновременно с революцией Третьего сословия, сегодня воспринимаются как нечто рыхлое, выхолощенное и отжившее свой век. Их решительное преодоление, безусловно, является одним из обязательных условий для выхода из кризиса, в котором оказалась сегодня цивилизация.
76
9. Лишь поскольку речь идет о типичном случае подобного переворачивания (поскольку сам автор этого утверждения ничтожен и к тому же недобросовестен), приведем один пример: в журнале Advemat Regnwn, издаваемом этой средой, утверждается, что ограниченный успех, который получил традиционализм в Италии, объясняется тем, что традиционалисты «ищут традицию вне Традиции». Под «Традицией», написанной с большой буквы, естественно, подразумевается католичество. Как нам помнится, грех интеллектуальной гордыни осуждается христианами с наибольшим рвением; именно этот грех лежит в основе подобных предположений.
77
1. По поводу Neue Sachlichkeit см. J. EVOLA, Cavakare la Tigre, Scheiwiller, 2 ed., Milano 1971, § 17.