Вилле же спокойно встал, как если б собрался всего лишь протопать на кухню за водой, и подошёл к оторопевшему механику.
Не спеша взял из его рук куски металла и повернулся ко мне, держа в каждой руке по отрезку вертикально, отверстиями вверх:
— Я знал, что ты выберешь это. Это ж твоё любимое. А потому заранее приготовил самые чистые и новые. Их начистили, ошкурили… загляденье, не правда ли? — он придирчиво и с какой-то любовью осмотрел оба «орудия», выбрал себе то, что было в правой руке, второе прислонил к пульту:
— Твоя…Кстати, я не стал стрелять в тебя там, в зале… Мне показалось… — он выпятил губу, словно нашёл какой-то изъян в «отделке» трубы, — показалось, что здесь и так будет… правильней.
Казалось, он напрочь позабыл о том, что я стою перед ним, потрясённый и вскипающий.
Потом ещё раз внимательно окинул свою «палку» глазами и вякнул:
— Так вот об этом… Понимаешь, я сделал всё ещё до того, как ты смог войти сюда. Это была своего рода игра. В «бродилки» со «стрелялками»… — Его голос снова стал безжизненным, будто и не просыпались в нём оттенки огоньков летней ночи…
— До того, как ты… ну, перебил кучу народа и пробился. Как посмеялся над моими уловками в разных местах. Тебя трудно остановить. Твоя ярость берсерка — твоё же главное оружие. Но в остальном ты проще, примитивнее меня. Грубее. Окончательно я понял это двадцать минут назад. Тебя ничего не интересует в жизни, кроме безопасности и сытости «своих», и кроме пресловутой «правоты». Любой ценой. — Тайфун засмеялся. Но так тихо, что я видел лишь колебания его гортани и губ. — Мне хотелось, чтобы ты дошёл. Я пережил немало тревожных минут, когда в тебя там летели пули, поверь…
Подобие уязвлённого самолюбия толкнуло меня изнутри. Он переживал за меня, словно за неумелого паршивца?!
— Знаешь… Первым моим порывом, когда мы начали беседовать за стаканчиком, был — рвануться туда, вниз…. Остановить, пока не поздно. Повернуть время вспять. А потом…
Потом я вдруг осознал, что даже сделай я это, я всё равно не стану для тебя ничем большим, чем очередным поверженным в твоей жизни противником. Морально поверженным. А затем ты… всё равно ты предложил бы мне смерть. От твоей руки… От своей руки, Гюрза, из которой я испил столько горечи и силы! — Он понемногу распалялся снова, и всё больше. — Так отчего мне было спешить что-то спасать, стараться чего-то не допустить, и не начинать чего-то, если конец от Вас, Мастер, всё равно один?!
…Его душила горечь, и было очевидно, как трудно и болезненно давались ему эти слова…
— Так почему бы мне не попробовать Вас на зуб, проверить своё везение, — может быть, в последний раз… в этой грёбанной жизни, Гюрза?! Почему бы не предоставить случаю и Судьбе, чьё звериное обличье Вы здесь и представляете, решить, — кто же из нас прав? Кто чудовище? — гневно наставленный на меня палец мог бы наверняка пробить меня насквозь, упёршись плотно в мою сжавшуюся от странного и непонятного ощущения грудь…
Вилле перевёл дыхание и закончил как-то устало:
— Становитесь в позицию, Мастер. У вас осталось ещё меньше времени, вспомните…
Я как в прострации шагнул к покорно ждущему меня увесистому обрезку, взял его, словно прикидывая, в состоянии ли он выполнить возложенную на него задачу — убить быстро и безболезненно. Потому как у меня действительно тикал отсчёт и… и я не смог бы долго его мучить.
Просто не смог бы…
— …Если ты победишь, Гюрза, ты ещё сможешь спасти своих. Аккурат с другой стороны твоего дома в море именно для вас стоит небольшой корабль. А в лесу неподалёку ждут трое моих доверенных. Пусть просто выйдут к ним, не стреляя. Они сделают всё, так как это мой родной брат и два племянника, его сыновья. Они обязаны мне всем, что имели, и жизнью… Единственное условие — не трогать их и взять их с собою. Они не сделали ни миру, ни людям ничего дурного…
…За этими стенами, через два зала — резервный пункт дальней связи. Я знаю, что твои тебя услышат…
На судне же — команда и ресурсы, вполне позволяющие пересечь «новое» море, и доставить их всех в любую точку в пределах Атлантики. Туда, где есть, где ещё будет жизнь. Ты не сможешь совсем остановить ракеты. Их нельзя заставить «уснуть» снова. Однажды активировав, этих «гадюк» можно лишь заставить отсрочить предписанное им выполнение приговора. На две недели. После чего они самостоятельно выйдут на заданные мною орбиты. По направлению…
Грубо говоря, не плывите в сторону Америки и Западной Европы. Пиренеев, Альп и Трансильвании не станет. Китай вместе с Алтаем умоется снегом и пеплом. По самую макушку. И даст ответный залп, правда?
…Плывите в Южную Африку, в Австралию. Там будут теплее всего. И меньше уровень радиации. Я стёр из памяти компьютера всю информацию, позволяющую управлять ракетами. И ни ты, ни я уже не смогут сделать что-либо полезное для этого проклятого мира…
…Пусковые шахты. Колодцы — пусковые шахты. Вот что они такое. Стальные шахты, выложенные бутом для декорации…
И это к ним ведут подводные "пути"…
Поговаривают, что таких разбросано по всему Кавказу пять. С центральным пусковым пунктом здесь…
А значит, Кавказ обречён…
…Сокрытые в толще воды, защищённые коконом из пластиката и свинца, эти твари сидят в своих пещерах и безжизненных глубинах, как какой-нибудь неземной, космический вирус, замерший на сотни тысяч лет во льдах…
— Думаю, минут через десять здесь не останется никого. Перед тем, как выйти к тебе, я включил оповещение об угрозе уничтожения объекта. — Он оскалился:
— Только представь, как они там сейчас суетятся… Я открыл им одну потаённую норку. Так что мы с тобою, можно сказать, уже один на один в полном смысле этого слова.
Я ничего ему не отвечал. Да и что мне было добавить? Он всё же оказался в чём-то… совсем на меня не похожим. Да и на себя привычного, честно говоря, тоже не очень…
— Что же, как ты видишь, Гюрза, я обставил игру максимально честно. Чем бы ни закончился наш с тобою "последний разговор", твои — не пострадают. Выживу я — точно так же они уйдут. Даю слово.
Побеждаешь ты — хм…, кто знает, на какие ещё чудеса ты способен?! Я же буду уже бессилен вмешаться и помешать тебе…
Он перехватывает обрезок, выставив его наподобие длинного меча перед собою, низким хватом, широко расставив согнутые в коленях ноги…
— А потому — приступим же, Учитель…
…Я убил его быстро. Если можно сказать «быстро» о почти десяти минутах молотьбы этими железяками.
Не то чтобы он был совершенно беспомощным. Нет. Наоборот.
Ему удалось куда как сильно поразить меня натиском и изящностью комбинаций, силой и скоростью.
Просто на последних минутах ему банально не хватило опыта. Или моей, привычной и хладнокровно продуманной, боевой "подлости"…
…К тому времени, когда моя защита трещала по швам, а отбитые, «отсушенные» его ударами по моему «шесту» ладони нестерпимо горели и болезненно ныли, мы превратили в руины почти всё помещение.
Не знаю, кто ещё, кроме меня, давал ему уроки владения боевым шестом, но хлопот он доставил мне немало.
Временами мне казалось, что мне никак не сдержать его. Что я увязну, захлебнусь в его быстрых, непрерывно меняющихся связках ударов и комбинациях защиты.
Рваный, «высокий» стиль, круто «замешанный» на прыжках и быстрых "воздушных мельницах", который он очень удачно совмещал с угадываемыми мною своими же плотными и надёжными в защите «постановками», не давал мне ни на минуту расслабиться. Словно одержимый, он рвался к цели, как пёс с цепи.
Здесь сошлись отчаяние прекрасной, сильной и здоровой молодости, чьи блестящие умения диктовалось не столько желанием непременной победы, сколько острым желанием жить, — и угрюмый демон, действительно мастер заплечных дел, чьи сапоги безжалостно растоптали бесчисленное множество таких вот горячих жизней…
И не один раз быть бы мне распластанным на полу, если б не мои моментально сжимающаяся в комок реакция и интуитивное предвидение направления следующего удара, призванного сделать меня, как минимум, калекой. Учитывая вес, скорость снаряда и силу его молодых, почти не знающих устали рук…