Выбрать главу

227

его к земле, как отрывается и падает на землю самое налитое, сладкое, сахаристое яблоко, а не яблоко-сморчок, неотрываемо сидящее на своем стебле, кислое, жесткое, безвкусное. "Нахально вели себя", по укоризне собеседниц, бесполые, почти бесполые женщины и девушки; у них, верно, были и "усики" на губе, и "разухабистые" манеры, как у писарей; громкий и жесткий голос, мужицкая походка. Те же сидели тихо в уголке; не ходили - а плыли или скользили по полу; были застенчивы, конфузливы, стыдливы... Они были добродетельны: как героизм в мужчине, конечно, есть добродетель - так главная добродетель в женщине, семьянинке и домоводке, матери и жене, есть изящество манер, миловидность (другое, чем красота) лица, рост небольшой, но округлый, сложение тела нежное, не угловатое, ум проникновенно-сладкий, душа добрая и ласковая. Это - те, которых помнят; те, к которым влекутся; те, которые нужны человеку, обществу, нации; те, которые угодны Богу и которых Бог избрал для продолжения и поддержания любимого своего рода человеческого. Часто они бывают и не красивы, но как соловей: ибо зато "поют, как никто"...

О следующем случае я имел случай расспросить: мне и еще одному писателю передавала пожилая женщина, что ее молодой друг испытывает то несчастье, на какое жаловался Н. И. Пирогову его университетский товарищ. "Он недавно женат, сам молод, военный - и почти болен от жены, до бегства, до желания развестись. Говорит, что ее могли бы насытить только три мужа. И удивительно - это такая милая дама. Он ничего не может сделать, потому что, ненасытная сама, она вечно его возбуждает, и он не в силах уклониться от исполнения ее желаний".

- Вы говорите, она приятная женщина?

- Чрезвычайно. Наблюдая ее в обществе, никак нельзя предположить, что у нее такой... исключительный аппетит. И какой голос: такого нежного, глубокого голоса я ни у одной женщины не слыхала!

"Голос"... но ведь это то, чего не подделаешь! Это уже не "кокетство скромностью", которую еще можно подделать: это - сама душа, вернее говорящая о сокровищнице сердца, о характере, чем взгляд, чем улыбка. Все поддельно, кроме голоса. "Задушевный голос"... И вот у такой женщины, которая, судя по отзыву мужа, носила в себе утроенную самочность, - голос был "неги, какой я ни у кого не слыхала": и шел явно от "души" - утроенно человечной, небесной...

"Вечная женственность"... как совершенно другой полюс, как диаметрально противоположная вещь несокрушимому мужеству, напору, смелости, упругости, твердости самца... она есть только сердечная, умственная, бытовая, манерная,

228

нравная фотосфера, распространяющаяся около утроенной, удесятеренной самочности ее. Молчаливая, но с каким говором в душе! "Вечная молчальница": как кто-то сказал и о мужчинах-героях, что "они - прежде всего молчальники".

Эта-то "вечная женственность", как проявление повышенной самочности, и лежит объяснением в основе древнего факта, неразгаданного историками, - так называемой "священной проституции". "La sainte est toujours prostituee"1, пишет об египтянах в большой своей "Истории Востока" Масперо. Что за загадка? Каким образом глубокому и серьезному народу, каковы были египтяне, по свидетельству всех древних наблюдателей и новых историков, - как им пришло на ум религиозным именем "sainte" наименовать тех особых существ, тех редких и исключительных существ, которые неопределенно и беспредельно отдавались мужчинам, были "prostituee"?! Неужели имя "sainte" мы могли бы кинуть толпящимся у нас на Невском "проституткам" - этим чахлым, намазанным, пьяным, скотски ругающимся и хватающим вас за рукав особам? Ну вот перед человечеством впервые стоят два понятия, два признака: "святая" это понятие небесного, Божьего; и простой факт, что "всем отдает себя". И невинный человек, первозданным глазом взглянув на оба факта, должен сотворить их соединение или разьединение, т. е. сказать или "prostituee est sainte", или "prostituee est grande pecheuresse", "великая грешница!" Вообразите: первый народ сказал - "prostituee est sainte"... Что же это такое? Не имел он вкуса, глаза? Не умел обонять, ничего не понимал в характерах человеческих? Но тогда "совокупность цивилизации египетской", сумма "всех прочих ее качеств" разила бы... как наша Невская проститутка, и тогда едва ли бы Масперо, Бругш, Ленорман стали изучать эту вонючую гадость. "Очень интересно"... Тут может покопаться медик, но что тут делать историку культуры?! Египетская культура приковала к себе внимание бесчисленных ученых, этих скромных и добродетельных тружеников, своим беспримерным изяществом, соединенным с глубиною и торжественностью:

Выхожу один я на дорогу.

Сквозь туман кремнистый путь блестит:

Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу

И звезда с звездою говорит

В двух последних строчках написана как бы эпитафия над всей могилой Египта. Что-то пустынное... молчаливое... устремленное к Небу, религиозное... и, как тонко замечает Бругш, "не меланхолическое, но глубоко радостное в себе, востор

------------------

1 Святая - всегда проститутка (фр.).

229

женно счастливое при этой сдержанности языка и скромности движений!" Так это и есть на рисунках Египта: в необозримых изданиях, в необозримых фолиантах, где воспроизведено все нарисованное ими за четыре тысячи лет жизни, культуры, я встретил только один рисунок сбора винограда, где один, очевидно полупьяный, мужчина повис, обняв за шею двух тоже не весьма трезвых своих друзей, и "пишет мыслете" с ними. Сценка - полная реализма, какую я не встречал в рисунках греческой живописи; но и она - скорее милая, чуть-чуть смешная, но нисколько не нахальная. Сала, грязи - я не встретил нигде в этих бесчисленных фолиантах, грязи "сального анекдотца", кое-чего "во вкусе Боккаччио". Ничего, ни разу; и между тем сколько повторяющихся, как стереотип, фигур, где и "они" и "оне" с плодами и цветами, с жертвами идут к громадной статуе Озириса, "Судии мертвых" - статуе "всегда cum fallo in statu erectionis"1, как грустно замечает архимандрит Хрисанф в "Истории древних религий".

И вот - "sainte prostituee"... Есть и рождаются иногда исключительные, редкие младенцы-девочки, вот именно с этой "вечной женственностью" в себе, с голосом неизъяснимо глубоким, с редкой задумчивостью в лице, или, как описал Лермонтов,

...в разговор веселый не вступая,

Сидела там задумчиво одна,

И в грустный сон душа ее младая

Бог знает чем была погружена.

И она расцветает в sainte prostituee... как вечная податливость на самый слабый зов, как нежное эхо, в ответ на всякий звук...

Есть ведь "всемирные педагоги", ну - в желаниях, ну - в поэзии; есть "всемирные воины", как древние скандинавы; всемирные мудрецы - Сократ, Спиноза: как же не быть, естественно быть кому-то и "всемирной женой", всемирной как бы "матерью", всемирной "невестой"... Она "невестится" перед всем миром, для всего мира, - как ведь и все вообще девушки в 14-15 лет "невестятся" неопределенно перед кем, перед всяким, перед всеми (чуть-чуть "sainte prostituee" проглядывает). Из таковой врожденной девочки-девушки-женщины как бы истекают потоки жизни, - и ей мерещится, "будто я всех родила", "все родила"... И волосы ее, и очи, и сосцы, и бедра, и чрево... таковы, что первозданный невинный взгляд египтянина уловил и назвал и торжественно воскликнул, или скорее богомольно прошептал - "sainte". Mac-перо договаривает: "Египтянки из лучших семейств, дочери