— А если я вам докажу, что его тело все еще в могиле, вы по-прежнему будете считать меня злым духом?
Он схватил одну из тех лопат, которые они побросали на землю, протиснулся сквозь окружавшую его толпу и зашагал к кладбищу. Чувствуя на себе их застывшие от ужаса взгляды и больше уже не пытаясь укротить бушевавшую в нем злость, он принялся раскапывать могилу почтенного старика. Они на это никак не отреагировали. Оцепенев от страха, они молча смотрели и ждали.
Как успел подметить Давид, они вообще на все реагировали замедленно, будто сквозь спячку, и, пожалуй, именно благодаря этой их медлительности он и оставался жив до сих пор.
Что бы там ни было, но он решил держаться до конца и продолжал разрывать могилу. Но, выбрасывая последние земляные комья, он вдруг почувствовал, что его сердце сейчас разорвется от внезапно прихлынувшей крови. По его разгоряченной спине, вдоль позвоночника, струйкой потек холодный пот. На миг ему даже подумалось, что он сошел с ума.
Яма была пуста. Тело большого камнетеса исчезло из могилы.
Он резко выпрямился, выскочил из ямы и бросился бежать. И вовремя: из толпы уже доносились угрожающие крики. Он больше не думал ни о чем, кроме непоправимости своего поступка. В глазах этих людей он совершил самое худшее из всех возможных святотатств, его козырь оказался битым.
Единственный выход теперь был — бежать, и он опрометью понесся в направлении леса. Он знал, что вся свора с воплями ринется вслед за ним.
На опушке леса дюжина лесорубов, охваченных общим порывом, размахивая топорами, преградила ему путь. Давид свернул вправо, как-то сумел увернуться от нападения сбоку, и, собрав все силы для сумасшедшего спринтерского рывка, немыслимого в нормальных условиях, устремился в лесную чащу. Но едва он добежал до места, близ которого находился исковерканный корпус звездолета как из кустов вывалила другая толпа гуманоидов.
Он снова изменил направление, кое-как оторвался от своих преследователей. И вдруг оказался на широкой поляне, окаймленной с северной стороны грядой гранитных глыб.
Этот участок леса выглядел безлюдным. Во всяком случае, пока Давид бежал в этом направлении, он не заметил ни одного гуманоида. Более того, вскоре он с удивлением обнаружил, что преследователи почему-то оставили его в покое, и теперь он стоит посреди широкой поляны в одиночестве.
Из предосторожности он решил, однако, не останавливаться здесь и вскоре добрался до скалистых утесов. Близилась ночь. Какофония мотыг, лопат, кувалд и гонгов вдали постепенно набирала силу.
Изнуренный, подавленный, Давид тащился вдоль скалистой гряды, проскользнул в какую-то расщелину и очутился у широкого пролома, ведущего в грот.
Его голова гудела, он с трудом дышал. Забравшись в грот, он сразу опрокинулся на спину, чувствуя, что идти дальше у него нет сил.
Ему казалось, что краем глаза он различает неподалеку от себя, чуть ниже по склону, широкий свод, выложенный из камней. Легкий свет проникал из глубины расщелины, но у него не было сил даже на то, чтобы повернуть голову.
Он закрыл глаза и провалился в тяжелый сон без сновидений.
Глава 4
Из этого тяжелого сна Давида вырвало чувство внезапной тревоги, чувство приближающейся опасности, словно в голове его вдруг прозвучал предупредительный сигнал.
Он знал цену таким подсознательным предупредительным сигналам. Еще ни разу они не обманывали его.
Он сел и вслушался. Да, он не ошибся. Кто-то подходил к гроту. Уже можно было различить хриплое дыхание и осторожный шорох шагов. Он вскочил на ноги и прижался спиной к каменной стене, с колотящимся сердцем всматриваясь в светлое пятно входного отверстия.
Начинался новый день. Тусклый свет постепенно заливал расщелину. Прошло еще несколько мучительно долгих секунд, и внезапно перед ним появились два существа.
Давид изготовился, чтобы броситься на них, и вдруг застыл в изумлении. Те два существа, которые стояли перед ним, ничем не напоминали созданий, населяющих шатангу. У них был более утонченный, более «породистый» вид, а их одежду можно было бы даже назвать красивой. На них были полотняные туники, опрятно стянутые в талии широкими кожаными ремнями, узкие брюки и мягкие сапоги, доходившие им до середины лодыжек. В их безбородых лицах не было ничего звериного, а во взглядах, направленных на Давида, сквозили нескрываемое любопытство и удивление.
Они бесцеремонно рассматривали его. Было похоже, что особенно их заинтересовал его космический костюм, переливающийся разными цветами. Какое-то время висела напряженная тишина, потом они медленно приблизились к землянину.