А сейчас Андрей совсем не такой, как в десятилетке. Совсем взрослый, серьезный. Зачем ему надо было насмехаться над ней, когда встретились на улице? Ишь, поцеловаться захотелось! Целовальщик!..
Впереди, в зелени молодых, поднявшихся после войны ясеней, двор председателя колхоза Павла Ярчука. Маринка вспомнила, что, когда была семиклассницей, с жадным любопытством тайком смотрела на хату, где живет Андрей. Она казалась ей загадочной, хранящей какую-то милую тайну, по-особому красивой, совсем не похожей на другие хаты. Нет, сейчас Маринка ни за что не повернет голову в сторону Андреевого двора. Вот так и пройдет мимо, безразличная, занятая своим делом… Да, она же спешит в контору правления колхоза к голове, к Павлу Платоновичу! А вдруг он дома? И Маринка кинула вопросительный взгляд на хату… Тут же увидела Андрея. Он стоял на пороге сеней в военной форме, без фуражки и напряженно, будто даже сердито, смотрел на нее.
От растерянности Маринка остановилась и не сводила с Андрея враждебно-вызывающего взгляда. Мучительно подбирала фразу, какую должна была сейчас же сказать, но никакие слова на ум не шли; только сердито рассматривала Андрея — какого-то ладного, давным-давно знакомого… А его глаза смотрели совсем не сердито; в них угадывались смешливые искорки, и уголки губ дрожат в улыбке, хотя брови хмурятся, будто боятся, чтоб из глаз не выплеснулся смех.
— Ну, чего вытрещился?! — наконец нашлась Маринка. — Никогда не видел?
— Такой сердитой не видел, — Андрей засмеялся и подошел к калитке.
— Павло Платонович дома? — строго спросила.
— Скоро должен быть, — уже без улыбки ответил Андрей. — Заходи в хату.
Маринке опять подумалось, что она никогда-никогда не была в хате Андрея! Мучительно захотелось зайти и глянуть хоть одним глазочком.
— Некогда заходить, — холодно ответила. — Там доски растаскивают. И, негодуя, сбивчиво рассказала о случившемся.
Она ожидала, что Андрей сейчас возмутится, а он вдруг спокойно, то ли с насмешкой, то ли с недоумением, спросил:
— Как же позволила Федоту не послушаться себя?
Маринка в упор смотрела на Андрея и чувствовала, что ее глаза наливаются слезами. Потом с досадой и горьким укором тихо промолвила:
— Эх, ты… людским наговорам веришь… Много таких Федотов…
Может, Маринке показалось, что лицо Андрея залилось краской, а серые глаза увлажнились? Но она отвернулась, чтоб скрыть свои глаза, которым стало горячо.
Андрей вышел за калитку, притронулся рукой к ее плечу и сказал:
— Пойдем.
И они пошли. Только не в направлении конторы колхоза, а почему-то ко двору Федота.
Грузовик с досками стоял на том же месте. Вокруг — ни души.
— Поздно обедает Федот, — со злым смешком заметил Андрей, присматриваясь зачем-то к машине. Потом повернулся к Маринке, и она поразилась: Андрей смеялся… Смеялись его глаза, губы, морщинки на лбу, даже нос и уши, кажется, смеялись.
— Марина, — таинственно зашептал Андрей. — Спрячься вон туда, за криницу. Наблюдай. — А сам, пригибаясь, метнулся вдоль плетня к грузовику.
Маринка никогда не могла подумать, что Андрей способен на такие выдумки. Она, подобрав к подбородку колени, сидела на траве за дряхлым, отдававшим сыростью срубом колодца и видела, как Андрей торопливо сматывал с заднего конца рамы грузовика длинный металлический трос. Затем пропустил конец троса под плетень и, воровато глянув на сонливо щурившуюся в закатном солнце хату Лунатиков, перемахнул через плетень в зеленый омут огорода, где таились сваленные с машины доски. Что он хочет сделать?! Маринке было только заметно, как трос, будто змея, быстро уползал под плетень да пошатывался за плетнем подсолнух… Догадалась и задохнулась от хохота.
Через несколько минут Андрей уже сидел рядом с ней, возбужденный, с исцарапанными руками. Выгрызая зубами из пальца занозу, он почти влюбленно посматривал на хату Федота. Казалось, Андрей был чрезмерно счастлив оттого, что Федот предоставил ему возможность позабавиться.
А Маринка смотрела на Андрея так, будто он давно был ей близким, дорогим и будто впервые увидела его после долгой разлуки. Конечно же, дорогим и близким был! Только она позабыла. А теперь вспомнила… нет, сердце ее вспомнило и словно проснулось.
Хорошо, что Андрей не заметил ее взгляда. Потом ей стало стыдно. Нет, не перед Андреем. Она увидела, что по улице идет отец Андрея — Павел Платонович и с недоумением смотрит на них; кажется, даже соломенный капелюх на его голове от удивления соскользнул на затылок.