Но не во власти человека заглушить голос памяти. В сердце Степана продолжала жить боль по Иваньо и Христе. А тут еще нелепые слухи между людьми, что будто Христя и Иваньо бродят по белу свету и по каким-то загадочным причинам не появляются в родных местах. Но никакие розыски с участием милиции ни к чему не привели. И все-таки сердце ждало какого-то чуда.
Ох, сердце, сердце… Может, легче жилось бы на свете, если б не было оно таким чутким, незащищенным, быстро воспламеняющимся и легко ранимым.
Вот и недавно. Кажется, пустячный случай, а Степан Прокопович несколько раз принимал капли.
Проезжал через Будомир инструктор сельского обкома партии Арсентий Никонович Хворостянко — остер на язык, но в общем-то сердечный, открытый человек, успевший в свои сорок с небольшим лет поседеть и обрести фундаментальное благообразие, выдававшее в нем руководящего работника. Направлялся Хворостянко в соседний район и остановился перекусить в Будомирской чайной. Степан Прокопович проводил гостя в «боковушку» отдельную комнату, заказал обед на двоих и спросил у Арсентия Никоновича:
— Что за дела позвали тебя в этот район?
Хворостянко неопределенно засмеялся, отвел в сторону глаза и ничего не ответил. А когда выпили по рюмке коньяку и начали обедать, сказал будто между прочим:
— В обкоме ходят слухи, что ты на пенсию собираешься. Неужели правда?
У Степана Прокоповича кольнуло под сердцем.
— Слухи или у начальства есть мнение? — с деланным безразличием переспросил он.
— Тебе уже сколько лет? — уклонился от ответа Арсентий Никонович.
— Первенство держу по возрасту среди секретарей парткомов. Но разве старый конь борозду портит?
— А все-таки сколько?
— Ну, скоро шестьдесят. Возраст, конечно, не пионерский.
— То-то, — с загадочностью произнес Хворостянко. — Пора молодым дорогу уступать. — И когда Степан Прокопович взялся за графинчик с коньяком, Арсентий накрыл ладонью рюмку, любуясь своей решительностью. Больше не пью. Дела.
Арсентий Хворостянко уехал, а Степан Прокопович с онемевшим сердцем все размышлял над его словами, удивляясь тому, что инструктор разговаривал с ним с тенью виноватости и чувством неловкости.
Вспомнился Степану давнишний спор с Арсентием Никоновичем, когда состоялось разделение обкома, равно как и облисполкома, на сельский и промышленный. Они сидели с Хворостянко в одном из обкомовских кабинетов и обсуждали это ошеломившее всех событие. Степан Прокопович тогда с притворной наивностью спросил:
— Темный мы народ — работники районного масштаба. В голове аж хрустит от мыслей, а понять никак не могу.
— Что же тут непонятного? — не уловив подвоха, спросил Арсентий Хворостянко.
— Зачем создают два обкома?
— Для усиления руководящей роли партии, — Арсентий смотрел на Степана Прокоповича с чувством своего превосходства.
— Для усиления? — продолжал удивляться Степан. — А скажи, Арсентий Никонович, сахарные, плодоконсервные, спирто-водочные заводы да и тот же мясокомбинат в чьей сфере влияния будут? Их ведь не отделишь от сельского хозяйства.
— Да… Сельский обком будет курировать эти предприятия, — с уверенностью ответил Хворостянко.
— А что же тогда остается на долю промышленного обкома?
— Все остальное.
— Что именно? Суперфосфатный завод? Его бы тоже не следовало отлучать от земли.
— Скажешь еще! — досадливо засмеялся Хворостянко. — Ты так и авторемонтный завод подчинишь сельскому обкому.
— А почему бы и нет? — искренне удивился Степан Прокопович. — Разве авторемонтный завод не выполняет заказов колхозов, совхозов, автоколонн, обслуживающих, скажем, сахарные заводы? А потом, нельзя забывать, что существует совнархоз, где к тому же есть партком.
— При чем тут совнархоз?! Зачем путать партийное руководство с планирующими и координирующими органами? Ну да, есть совнархоз! Есть и отраслевые министерства. А теперь будет еще два обкома.
Степан вздохнул и, скосив хитрый взгляд на Арсентия Никоновича, почесал бритый, отдающий синевой подбородок. Потом наморщил лоб и продолжил разговор:
— Ну, хорошо. Два обкома, так два. А зачем два облисполкома? Это что, две советские власти? Одна промышленная, а другая сельская? Да и комсомол расчерепашили на две когорты.