Наконец, римляне с удовольствием посещали места, связанные с именами прославленных людей прошлого, города с богатой традицией. Цицерон рассказывает, что, когда он со своими знакомыми побывал в Платоновой Академии, кто-то из присутствовавших выразил свои впечатления такими словами: «Дано ли это нам от природы или вызвано неким заблуждением, что когда мы видим места, где, как мы слыхали, часто пребывали достопамятные мужи, то это волнует нас сильнее, чем когда мы либо слышим об их деяниях, либо читаем что-то ими сочиненное? Так, например, как волнуюсь сейчас я сам. Ибо мне приходит на ум Платон, который, как мы знаем, первым завел обыкновение предаваться здесь рассуждениям. Даже те садики, лежащие поблизости, не только напоминают мне о нем, но, кажется, открывают его живого моему взору. Здесь бывал Спевсипп, здесь же Ксенократ, здесь же и его ученик Полемон… Сами места имеют в себе такую силу, способную воссоздать для нас прошлое» (Цицерон. О пределах добра и зла, V, 2). Переданные здесь ощущения живого ума и впечатлительной души были хорошо знакомы великому оратору. Сам Цицерон во время своих путешествий стремился отыскать места, прославленные именами знаменитых людей: в Метапонте он посетил могилу Пифагора; в Агригенте на Сицилии не без труда обнаружил место погребения Архимеда и очень гордился этим открытием.
Особенно модными стали туристические поездки в эпоху Римской империи; люди путешествовали много и часто, с удобствами и без всяких забот. Вспомним, как в 8 г. н. э., вскоре после смерти Валерия Мессалы, его сын Котта отправился в путь вместе со своим другом Овидием и они беспечно проводили время, пока на острове Эльба их не настигло известие об опале поэта, которому было приказано немедленно явиться в Рим к Октавиану Августу. Поэт пишет позднее из ссылки своему другу Котте:
Нас с тобою вдвоем видел остров Эталия — Ильва В час расставанья, когда слезы текли по щекам.Овидий. Письма с Понта, II, 3, 83–84
Нередко к дальним странствиям побуждали не подлинней интерес к чужим краям, не любознательность, но скорее снобизм и тщеславие. Не стараясь узнать прекрасные пейзажи и памятники Италии, многие богатые римляне отправлялись в далекие заграничные вояжи: хвалили чужое не зная своего. Об этом с горечью пишет Плиний Младший: «Мы имеем обыкновение отправляться в путешествия и переплывать моря, желая с чем-нибудь познакомиться, и не обращаем внимания на то, что находится у нас перед глазами. Так ли уж устроено природой, что мы не интересуемся близким и гонимся за далеким; слабеет ли всякое желание, если удовлетворить его легко; откладываем ли мы посещение того, что можно всегда увидеть, в расчете, что мы можем это видеть часто, — но, как бы то ни было, мы многого не знаем в нашем городе и его окрестностях не только по собственному впечатлению, но и по рассказам. Будь это в Ахайе, в Египте, в Азии или в какой-нибудь другой стране, богатой диковинками и прокричавшей о них, мы об этом слушали бы, читали и все бы переглядели» (Письма Плиния Младшего, VIII, 20, 1–2).
С посещением достопримечательностей отдаленных областей связаны были и поездки с религиозными или научно-познавательными целями. Добровольные местные гиды давали приезжим различные пояснения, не всегда согласующиеся с истиной. В культовых центрах, в местах почитания какого-либо бога или героя проводниками бывали главным образом тамошние жрецы, хорошо осведомленные и об истории святилища, и об иных достойных внимания приметах того или иного города. Были и наемные гиды, которые за плату рассказывали приезжим все что угодно, мало заботясь об исторической точности и достоверности и давая полную волю своей фантазии, чтобы рассказ вышел более цветистым и чтобы увлечь туристов мифами и невероятными легендами.