Областному комитету КП(б)Б также нужно было выезжать из города: враг уже прорвался к северным окраинам столицы. На последнем заседании бюро решили перевести обком восточнее Минска — в районный центр Червень. Партийные организации Дзержинского, Заславского, Минского районов, а также города Минска в случае оккупации должны были уйти в подполье.
Страшную картину представляла собой наша столица. Вместо заводов — дымящиеся развалины. Советской улицы почти не было. Мостовая сплошь завалена грудами кирпича, покореженными огнем железными балками. Проехать по улице было уже нельзя. Вокруг пламя и черные столбы дыма. И, несмотря на это, я все же не мог представить себе, что, может быть, завтра-послезавтра проклятый враг будет ходить по улицам родного города, будет хозяйничать здесь. Где-то в глубине души жила уверенность, что этого никогда не будет.
У меня давно уже созрел план — не выезжать из своей области. Было у нас, членов бюро обкома, немало разговоров об этом. Все мы, если не считать одного-двух человек, готовились остаться в тылу врага. Спустя некоторое время были получены подробные указания Центрального Комитета КП(б)Б о порядке работы подпольной организации Минской области.
В ночь с 26 на 27 июня мы выехали в Червенский район.
Я немного отставал от обкома — заехал в Замчище. Надо было узнать, что там теперь с моей семьей, забрать ее, если застану, и помочь выехать на восток. После того как меня вызвали в ЦК, я не имел возможности заглянуть домой.
…Я выскочил из машины и побежал в свою квартиру. Никого из семьи уже не было дома. Осиротевшие комнаты произвели впечатление какой-то жуткой пустоты и беспорядка, хотя в квартире было чисто и все домашние вещи стояли на своих местах.
Где же семья? И спросить не у кого. Шофер Войтик побежал к соседям, но нигде никого не нашел. Каждая минута была дорога, долго здесь задерживаться нельзя, грохот битвы перемещался уже в самый город. Мы решили ехать немедля.
Поселок пуст, и только при выезде из него нам встретился старик — местный житель. Он, должно быть, только один тут и остался. Мы обрадовались — вылезли из машины и набросились на старика с расспросами. А он хоть бы слово! Наконец показывает на уши и на язык: мол, ничего не слышу и не говорю — глухонемой.
— Он слышит, — шепчет мне на ухо Юзик. — И говорит, я его знаю, не раз видел. Это он прикинулся глухонемым.
Шоферу удалось убедить старика, что мы свои. И он заговорил.
— Я ночью плохо вижу, а голосов ваших не знаю. Вот и подумал — подальше от греха: лучше молчать.
Старик сказал, что мои домашние вчера куда-то ушли, а куда — он не знает.
— Будто все пошли в сторону Червенского тракта, — сочувственно объяснил он. — Так, может, и она, семья ваша, подалась туда. Они, может, еще и не ушли бы из дому пока что, но тут ходят слухи, что недалеко спустились фашистские парашютисты.
Поблагодарив старика, мы поехали в Червень.
III
По обеим сторонам шоссе по направлению к Могилеву тянулись огромные толпы людей, а в другую сторону — к Минску, пешком и на машинах двигались военные. У бойцов и командиров был решительный и взволнованный вид, гражданское же население было хмурым и молчаливым. Люди время от времени оборачивались, с болью в душе смотрели на видневшийся вдали Минск и молча шли дальше. Да и мы до самого Червеня часто оглядывались в сторону пылавшей столицы.
В Червене нас встретил второй секретарь райкома товарищ Чесский и проводил в лес, к условленному месту. Там уже были сотрудники райкома и работники обкома партии.
Прошелся я по лесу, посмотрел, а потом и говорю своим:
— Неплохое место для работы подпольного обкома. Давайте устраиваться и действовать!
Наступал новый период партийной работы. Кроме эвакуации населения и имущества, пора было подумать об организации активного сопротивления в тылу врага, о развертывании партизанской борьбы. Ряд наших районов: Дзержинский, Заславский, Минский, Руденский — уже был оккупирован, и партийные организации оказались там в очень сложных условиях. Из сообщений, которые мы получили от уполномоченных обкома и связных, нам стало известно, что оккупанты, захватив город или деревню, уничтожали много людей. Цель фашистских зверств — запугать население, ослабить его волю к борьбе против захватчиков. Бюро обкома обратилось с призывом к населению оккупированных городов и сел — не склонять головы, не отчаиваться, а вести решительную борьбу с оккупантами.