- Ферфлюхтер партизан! - бормотал кайзеровский часовой, широким штыком поддевая кофточку у женщины с ребенком на руках.
Она стояла перед ним, дрожа, как осиновый лист.
Не зная немецкого языка, я все же понял. Партизаны - это, наверное, мы - русские и украинцы; понял, что одного этого слова боится вооруженный до зубов враг. И слово это врезалось в детскую память на всю жизнь.
На Тернополь-Волочиский участок дороги я выслал несколько разведывательных групп. Конечно, в первую очередь нам требовалось лучшее место для перехода железной дороги на юг. Но партизан, кроме разведки на себя, всегда обязан вести разведку в интересах действующей армии. Поэтому интересовало меня также и то, как работает дорога. Каждому из разведчиков я ставил задачу добыть "языка".
- И не обязательно немца! Берите по возможности железнодорожников!
То ли разведчики постарались на совесть, то ли неожиданно подвезло, но уже к середине дня у штаба сидела солидная группа железнодорожников. Их было двадцать два человека. Их форменные мундиры чернели под зеленой листвой. Ковпак, проходя мимо, неодобрительно кивнул головой. Затем остановился, подозвал меня и, закуривая, спросил:
- Та куды их столько? На дьявола они здалысь? Расстреливать их не будешь. Вроде наши люди. А отпустишь - наболтают...
- Да я сам не ожидал... Наволокли хлопцы. Перестарались, товарищ командир... - оправдывался я.
- Перестарались? А не знаешь хиба? Недосол на столе, а пересол... добродушно журил меня командир, скручивая цигарку.
Я не знал, что ему ответить.
- Ну, давай, давай, допрашивай! Выпустишь их пораньше. Отправить километров за пяток на север. А там пускай добираются - кто как может.
Я вернулся к железнодорожникам. Опросив их бегло для того, чтобы выяснить, с кем имею дело, стал по одному, по два отзывать их в сторону.
Тут представлены были почти все виды железнодорожных профессий: и служба тяги, и служба пути, и служба движения. Под кустами сидели: два начальника станции, пятеро или шестеро будочников, три стрелочника и один машинист. Остальные - путевые рабочие. По национальности большинство поляки, а часть - западные украинцы. Говорили они на том западном украинском наречии, которого не только Володе Лапину, ивановскому ткачу, но, пожалуй, и многим украинцам не понять. Не понял бы и я, если бы не увлекался когда-то чтением Ивана Франко, Стефаника и Кобылянской.
Время близилось к вечеру, а допросу конца не видно. Убедившись в том, что мне не удастся допросить каждого в отдельности (да и факты стали повторяться), я созвал моих "языков" в кучу.
Теперь это был уже не разведывательный допрос, а скорее производственное совещание железнодорожников. Только тут, во время "совещания", и выяснились многие неизвестные нам вопросы.
Дело в том, что, уже начиная с весны 1943 года, на севере, в партизанском крае, приходилось от многих диверсантов слышать странные вещи, да и самим встречаться с непонятными фактами. Уже полгода среди пущенных под откос эшелонов не было ни одного ни с военной техникой, ни с боеприпасами. Очень редко перевозились на север и войска. Что ни поезд, пущенный партизанами под откос, то либо железный лом, либо доски, сено, захудалый скот.
- Да что он, дровами воюет? - удивлялись диверсанты Сабурова, Мельникова и другие.
Почти такая же картина была и у партизан Одухи на Шепетовской дороге. Только на этом странном совещании железнодорожников мы поняли наконец хитроумную и в то же время простую тактику врага. Имея три дороги - Ковельскую, Шепетовскую и Тернопольскую, противник две из них - подверженные ударам партизан - перевел на перевозку второстепенных грузов.
Это разъяснила пустячная реплика начальника станции, щупленького, худощавого поляка в каком-то странном кепи на голове. Он на мои вопросы отвечал:
- Проше пана товажиша, наша дорога - першей клясы.
Вместе с Базымой и Рудневым мы уцепились за этот "первый класс" и все выпытали. Это значило, что артиллерию, танки и другие военные грузы немцы гонят только по Тернопольской дороге. Из сорока пар поездов, проходящих здесь ежесуточно, ни один состав не возил ни угля, ни дров, ни досок.
- А санки немцы возят по вашей дороге? - спросил Базыма.
Железнодорожники с удивлением посмотрели на него. Начальник станции изумленно переспросил:
- Проше пана, цо то ест "санки"?
Базыма жестами объяснял ему, думая, что поляк не понимает русского слова "сани".
Собеседник его рассмеялся.
- Я то понимаю, проше пана товажиша: сани - то ест сани. Но для чего их герману возить? Танки, летаки и снаряды он возит по нашей дороге.
Теперь-то я понял, что за железная дорога была перед нами!
До сегодняшнего дня мы не думали наносить крупных ударов по этой магистрали. Но обстоятельства менялись.
- Пощупать ее надо бы, - сказал я комиссару.
Ковпак и Руднев, озабоченные дальнейшими перспективами рейда, поручили это дело нам с Базымой. Я предложил взорвать мосты через Збруч у Волочиска, а для "крепости" и второй мост западнее Тернополя.
Начальник штаба долго водил пальцем по карте, скрипел пером, сдвигая на лоб очки. Затем снова сажал их на нос. Он вызывал минеров. Заглядывал в ведомости, подсчитывал наличие взрывчатки и почесывал затылок.
- Пожалуй, одного моста хватит. Волочиск далеко. Диверсионная группа может от нас оторваться. А ждать нам некогда и негде.
Он молча указал мне на южную часть Подолии, совершенно свободную от зеленой краски лесов.
- Там работы хватит.
Эх, Базыма, Базыма, если бы ты знал тогда, что самую крупную по результатам диверсию, какую доводилось когда-либо совершать отряду Ковпака, мы совершаем в эту ночь! И причем, как часто бывает на войне, не придавая делу большого значения. Подорвали только один из небольших мостов, их уже сотни взорванных осталось на нашем пути, но подорвали его на железной дороге "першей клясы" и в те часы, когда Гитлер начал наступление на Курской дуге.
А могли бы взорвать два!
18
За час до захода солнца Володя Лапин вывел всех железнодорожных "языков" на дорогу. Показав рукой на проселок, извивавшийся за ржаным полем, Володя весело крикнул: