Рыбенко внезапно оказался вызывающе нетрезв. Полулежа на столе, время от времени сбривая носом Иркину папиросу и делая слабые попытки намотать на палец светлые волосы Даши, он бормотал:
— Лесбиянки, девчоночки? Э, да, такое видно, я уж в этом смысле такой ходок! Да не ревную, не ревную, к девкам не ревную, Дашун, чего огорчилась?
Даша отклонялась и била Рыбенко по рукам.
— Посплю часок, мадам, не против? Всего лишь пару, так сказать, десятиминутий…
— С чего он так нажрался? — спросила Ирка, зевнув во весь рот.
Рыбенко профессионально свернулся на стуле, уткнув голову в скрещенные ручки.
— Как ты можешь общаться с этим человеком?! — воскликнула Даша. — Он же — банальный алкаш!
Она наотрез отказалась прикасаться к Рыбенко, и Валере пришлось вдвоем с Иркой выволакивать того из «Шоколадницы», а потом поддерживать в вертикальном положении, пока ловилось такси.
Глава 2
Доноры
И гадчайше завертелось.
Избавившись от Рыбенко, собирались погулять и посмотреть новый ужастик «Призрак красной реки», но почему-то оказались на Пушке, причем Даша истошно визжала — пропал один из картонных пакетов, как она говорила, важнейший. Опять поперлись на Большую Дмитровку — Валера запомнил, что сумерки наползли очень скоро, пока шли с Пушки на Большую Дмитровку. Пакет благополучно обнаружился в «Шоколаднице», официантки припрятали в подсобном помещении. Он помнил, как Даша, в сумеречном сиянии волос, наклонилась к Иркиной зажигалке, а потом, разогнувшись, сказала:
— Я красные сапоги в стиле «милитари» неделю искала…
Потом как-то сразу очутились в фойе кинотеатра, и он, роняя сотенные бумажки на пол, старался купить девочкам попкорн. Дальше все сбивалось, по крайней мере, ощущение кинозала отсутствовало, а сразу была зассанная арка, где в углу копошились наркоманы, а в середине Даша, кричавшая:
— Да приди ты в себя, еб твою мать!
Он не помнил определенно, пришел в себя или нет, но мягкое, шуршащее движение наличествовало. Скорее всего, тачка. Следующая вспышка выхватывала из хмельного бреда Ирку, которая танцевала под «Красные звезды» и вроде как у них дома. В мозгу пульсировало, сливаясь с током крови: «Мы стоим у пропасти, трогаем горизонт руками, люди с чистой совестью и голубыми глазами!». И нарастал, как ему казалось, скандал, еще подумал: «Столько лет вместе, пьют вместе и не ругаются…». Дальше — темнота, короткий выплеск света, когда шел поссать и за водой, толкнулся в гостиную и стал свидетелем некоего переплетения ног. Свой собственный неприличный кашель, хриплый вопрос и ответный женский визг, потом снова — чернота, ритм будильника, издевательски повторяющий: «мы стоит у пропасти, трогаем горизонт руками, люди с чистой совестью и голубыми глазами!».
Валера сел на постели.
Отзванивал будильник в телефоне.
Придерживая голову, сполз на пол, сорвал трубку с тумбочки и, наконец, отключил дрожащими пальчиками. В непосредственной близости располагалась Дашина голова с косичкой.
Это было своего рода показателем. Сильно нажираясь, Дашутка пренебрегала плетением кос, и поутру плакала в ванной — волосы было не расчесать.
«Значит, не напилась вчерась», — в рифму подумал Валера.
Встал. Даша сонно поморщила личико и подобрала под себя Валерину сторону одеяла.
Он долго стоял под шипящими струями воды, Даша хотела особый душ — с вибромассажем, но душ этот быстро сломался, оставив, впрочем, за собой одну, вполне обыкновенную функцию — обдавать водой.
Валера обмотался полотенцем с принцессой и пошел на кухню поставить чайник. Там уже сидела, мрачно куря, Ирка.
— Вскипел, — сказала она.
Перед Иркой, однако, стояла не дымящаяся чашка, а запотевшая алюминиевая банка.
Валера вяло поискал глазами по кухонным полкам, он совершенно не знал, где хранится кофе.
— На хуй, кофе, — Ирка одним движением загасила окурок, — пива выпей.
— А есть? — тихо спросил Валера.
Ирка, не вставая со стула, распахнула дверь холодильника и продемонстрировала свирепую батарею банок, правда, разбавленную в середине парой шампанского. Валера выхватил одну и спасительно припал.
— Ира, ты прекрасно выглядишь, — сказал он.
— А ты как хотел? — спросила Ирка, вдруг с женской тоненькой стрункой рассмеявшись.
— Вам, Ирина, такой смех не подходит, — забыв, что хотел сказать, ответил Валера.
— Пошел ты, — беззлобно ответила она.
— Отчего предпочитаете пиво в банках? — сменил тему Валера.
— Хули стекло таскать? — удивилась Ирка.
Валера заметил, что, ненакрашенная, без зверских ободков теней и печеночной помады, Ирка выглядит почти что невинно. По-детски даже, со своими черными волосами и черной родинкой с волосинками на середине щеки. Ее щеки утром воспламенились красным. Это показалось Валере очень здоровым.
В повседневности они с Иркой выработали отношения ненападающей враждебности, но в дни, подобные этому, случались прорывы нежности.
— Что так рано поднялась, девица-краса? — осведомился Валера.
— А ты хули вскочил? — не осталась в долгу Ирка.
— Мне на важную акцию, па-анима-ишь, надо, — с интонацией Ельцина произнес Валера.
— Ой, да пошел ты, — Ирка отвернулась и снова закурила.
— Вы, душенька, крайне в вербальном плане неоригинальны, — заметил, отпивая из банки, Валера.
Банка заканчивалась, и Валера напряженно сопоставлял все pro et contra, чтобы взять вторую.
— Вам нравится моя жена? — вкрадчиво спросил он. — И, если не тяжело, передайте еще одну емкость.
Ирка без всякого выражения отдала банку, выскребла из полупустой пачки сигарету и сказала:
— Иди на акцию.
Валера театрально схватился за стол:
— Гоните?!
Он, конечно же, опоздал.
У Центра планирования семьи уже колыхалась толпа.
Пара дядечек с расчехленными телекамерами пускали сигаретный дым в небо, шатались нарядившиеся с убогим шиком политические журналистки.
Рыбенко с лиловой сосудистой сеткой на щеках что-то бранчливо втолковывал похожей на вороненка сурдопереводчице. Опережая его возможный бросок к камере, Валера влетел в кадр.
Ему быстро ткнули в подбородок микрофон.
— Объясните смысл акции в трех словах, — потребовала телевизионщица.
— Какой канал? — с достоинством осведомился Валера.
— Рен-ТВ, — последовал рассеянный ответ, — вы, кто? Рыбенко? Нам Рыбенко нужен.
— Я представляю смежную организацию, — сказал Валера.
На камере приветливо мигнул красный глазок.
— Итак, — понес Валера, — наш президент Владимир Владимирович Путин не так давно выступил с ежегодным посланием федеральному собранию, о чем он говорил? О любви. Что есть любовь в самом общем, простом понимании? Любовь — это мужчина и женщина, любовь — это дети. Что же мы видим сегодня? — Валера погрозил камере вздернутым пальцем. — Продолжительность жизни россиянина составляет в среднем 52 года! Задумайтесь об этом! 52 года! В то время как женщины живут на двадцать лет дольше. Мы не будем вдаваться в причины такого катастрофического состояния — их нужно искать в антинациональной, не побоюсь этого слова, людоедской политике девяностых. Сейчас важно другое — сбережение нации. Именно для этого благого дела мы — молодежная организация партии Любви пришли сегодня в Центр планирования семьи, чтобы…
— Так, что вы делать-то будете? — тявкнула телевизионщица.
Валера с достоинством откашлялся.
— Сегодня мы — молодежь, цвет нации оставим частичку своего генофонда в Центре планирования семьи, чтобы в будущем многие и многие женщины, которые захотят родить, воспользовались…
Кто-то на заднем плане пораженно крякнул.
Немногие представители «цвета нации» согласились расстаться с частичкой своего генофонда в рамках публичной акции. Правда, Рыбенко нашел гениальный выход из затруднительного положения, наняв за какие-то шоколадки и жвачки целое полчище глухонемых. Теперь переводчица-вороненок доходчивыми жестами объясняла глухонемым, как нужно действовать в лаборатории Центра планирования семьи.