«Когда мы говорили — Москва, в мыслях был Сталин. Летя в Москву, никто еще не знал, предстоит ли нам встреча со Сталиным, но мысль о вероятности этой встречи не оставляла нас всю дорогу и на самолете и потом на автомашинах, доставивших нас из штаба Брянского фронта прямо в гостиницу «Москва».
Вскоре по приезде — это было 31 августа — нас предупредили по телефону, чтобы мы никуда не уходили из своих номеров — ждали вызова в Кремль на прием к товарищу Сталину. И вот нас вызвали. Мы еще на самолете представляли, как это может произойти, но по пути в Кремль я думал только об одном: сейчас приедем, войдем в кабинет, увидим Сталина. Прежде чем попасть в кабинет Сталина, пришлось пройти несколько комнат. Я думал: вот сейчас увижу. Сталин все время стоял перед глазами такой, каким я его знал по довоенным портретам. И точно таким я увидел Сталина, когда раскрылась дверь в его кабинет. Мне показалось, что я уже много раз встречал Сталина. Иосиф Виссарионович стоял посреди комнаты в костюме, известном всему миру. Рядом — Ворошилов в маршальской форме.
Сталин поздоровался с нами, пожал каждому руку и, показав на длинный стол, предложил сесть. Моим соседом за столом оказался товарищ Молотов. Я увидел Вячеслава Михайловича, когда уже сидел рядом с ним. Вероятно, я волновался, поэтому сначала и не заметил Молотова. Когда Ворошилов назвал мою фамилию, я не подумал, что речь идет обо мне. Как будто Ковпак был кто-то другой.
На приеме у товарища Сталина нас собралось человек двадцать — командиров партизанских соединений и отрядов: русских, украинцев, белорусов. С одними я часто встречался в тылу врага — наши отряды действовали бок о бок, с другими установил связь незадолго до полета в Москву — на партизанском совещании в Брянских лесах, с некоторыми познакомился уже в самолете, а до того знал их только по партизанским кличкам да по народной славе. Но вот сели мы, партизаны, за длинный стол в кремлевском кабинете, сел и товарищ Сталин, заговорил с нами. Все это было так просто, словно мы уже не раз собирались тут и все хорошо знали друг друга. И в то же время знакомые лица выглядели как-то необычайно.
С именем Сталина мы шли в бой, как с именем Родины, а теперь вот сидим со Сталиным за одним столом, дружески разговариваем. Как тут было не волноваться!
Мы думали, что прием будет очень короткий, — ведь такое тяжелое время. Но Сталин не торопился. Он заботливо расспрашивал о наших семьях — поддерживаем ли мы с ними связь и как. Иногда, задав вопрос, ему приходилось прерывать беседу, вставать из-за стола, подходить к телефонам, отдавать приказания. Чувствовалось, что мы на командном пункте, который управляет всеми фронтами. Мне особенно запомнились слова Сталина, сказанные им кому-то в трубку:
— Почему послали только один полк бомбардировщиков? Сейчас же посылайте второй.
Вернувшись к столу, Сталин повторял вопрос. Он спрашивал то одного, то другого. Спросит меня, и кажется, будто он взял меня тихонечко за руку и приблизил к себе. Вероятно, у всех было такое чувство, и это всех быстро успокоило, привело в себя.
Тогда начался разговор о партизанских делах. Прежде всего Иосиф Виссарионович спросил, как мы держим связь с народом, как относится к нам население. Я встал, хотел докладывать, но Сталин сказал, что докладывать не нужно, чтобы я сел и отвечал на вопросы, которые он будет задавать.
Вопросов нам задано было много. Когда партизаны заговорили о том, как они держат связь с населением, как население помогает партизанам, Сталин сразу дал нам почувствовать, что это очень важно, что этому он придает огромное значение. Он несколько раз кивнул головой, как бы говоря: «Так, так, надо поближе держаться к народу».
На некоторых вопросах Иосиф Виссарионович останавливал наше внимание, другие задавал попутно, мимоходом. В ходе разговора он спросил, нужны ли в партизанских отрядах комиссары. И когда я стал говорить, что командиру самому трудно справиться со всей политической работой, что эту работу наша партийная организация ведет не только в отряде, но и среди населения, Сталин сказал:
— Понятно, — и больше к этому уже не возвращался.
На вопрос Иосифа Виссарионовича, как мы вооружены, обмундированы, какой у нас источник пополнения боеприпасами, я ответил:
— Один источник, товарищ Сталин, — за счет противника, трофеи.
— Ничего, — сказал Сталин, — теперь мы поможем отечественным вооружением.
Тут я вдруг понял, что то, о чем мы говорим, Сталину хорошо известно, что он спрашивает нас не для того, чтобы получить какие-нибудь сведения, — у него их достаточно, а чтобы навести нас на какую-то мысль, помочь нам самим что-то уяснить.