Генерал, не желая обижать старика, сказал:
— Видите ли, координаты — это для летчика. А нам и этого достаточно. Только вот Данилова балка возле какого села?
— Известно, возле хутора Веселого.
— А хутор какого района?
— Известно… Глуховского.
Генерал быстро нашел на карте нужное место, сделал крестик карандашом. Корниенко присмотрелся ближе.
— Я же говорил — вот здесь и будет.
— Ну что ж. Завтра в ночь и полетите. С парашютом прыгать не приходилось? — спросил Хрущев делегата.
— Так мне, пожалуй, пешком дорога знакомей…
Хрущев твердо сказал:
— Нет. Зачем же. Так быстрее. Да и радистам дорогу покажете.
Генерал снял трубку и сказал:
— Соедините с аэродромом.
На большом снежном поле — полевом аэродроме — готовились к вылету самолеты.
Винт полувоенного, полупассажирского самолета ПР-5 вздымал снег.
С парашютным мешком за плечами стоял Корниенко, а с ним два человека с такими же мешками. Моторы стихли.
Корниенко, бодрясь, подошел к возившемуся у мотора механику:
— Скоро полетим?
— Минут через сорок, — ответил, отворачиваясь от ветра, механик.
Корниенко подошел к радистам.
— Минут через сорок. Пошли греться, ребята. Да вас как звать-то, молодцы?
Первый угрюмо ответил:
— Молчанов.
— А тебя? — повернулся старик к другому.
— Меня? Катей звать…
Корниенко оторопело посмотрел:
— Так, так… Что ж, пойдем греться, хлопцы и… девчата.
В Даниловой балке уже не одну ночь горели три костра. Вокруг одного из них, сладко затягиваясь дымом самокрутки, сидели бойцы роты Карпенко. В эту ночь особенно скучно казалось партизанам.
— Напрасно маемся мы, ребята, — сказал Шпингалет, подставляя спину к теплу.
— Даром вся эта канитель, не будет никаких самолетов, — поддержал его Намалеванный.
Откуда-то из-за дыма раздался смех Мудрого.
— Ты даром просидеть боишься? Ну что ж, давай я тебе немецкими карбованцами заплачу.
Он вытащил из кармана крупную пачку денег и хлопнул его по голенищу:
— Получай зарплату.
Намалеванный отвернулся.
Мудрый серьезно сказал:
— Нет, ребята, не даром. Скажу я вам, хлопцы, много я хлебнул, пока к отряду не прибился. Два раза за проволокой был. Бежал — опять ловили, а уж сколько по окружениям шлялся… и вспоминать удивительно… Уж бегали, бегали мы с вами по всей Украине… А почему, я вам скажу. — Он вдруг заговорил быстро, как будто торопясь высказать давно пережитые и продуманные слова. — Хочу я вам объяснить, откуда у меня, Кольки Мудрого, смелость берется…
Намалеванный плюнул в костер.
— Да причем тут смелость? Тут ноги на морозе задубели — вот и все.
Мудрый подошел к нему.
— А вот я тебе сейчас объясню.
— Объясняй не объясняй, а все равно не прилетит самолет. — Намалеванный поднялся и хотел отойти.
Карпенко, дремавший до сих пор, сказал тоном приказа:
— Прилетит не прилетит, а сидеть надо. Дисциплина. Намалеванный отошел от костра, послушал:
— Нет, не слыхать… А может, он и до фронта не дошел, старый хрыч…
Карпенко укутал ноги немецкой плащ-палаткой:
— Все может быть… милок… садись лучше, погрейся.
А в это время в звездном фронтовом небе, загребая лопастями винтов морозный воздух, летел к Ковпаку самолет, посланный Хрущевым. Это была старая машина, может быть испробованная еще Чкаловым, ПР-5, с кабиной на четырех пассажиров. В кабине находились Молчанов, Катя, штурман и Корниенко.
Через полчаса полета штурман крикнул в трубку мегафона летчику:
— Подлетаем к фронту… давай полный газ…
Пассажиры переглянулись, подтянулись. Громче заревел мотор. В небе зашарили прожекторы. Луч скользнул по плоскости… Прошел мимо. Затем поймал машину.
Штурман крикнул в мегафон:
— Костя, обмани его… На крыло, на крыло…
Звездное небо долго, казалось бесконечно, переворачивалось под крыло машины. Прожектор цепко держал ее в своих щупальцах. Быстрые пунктиры пулеметных очередей проходили, казалось, сквозь плоскости. Мотор ревел на полном газу. Но вот машина вошла в пике, взвыла мотором и выскользнула из лучей прожекторов.
Штурман снял шлем, вытер вспотевший лоб и проговорил в мегафон:
— Молодец, Костя… Теперь газуй.
Радистка Катя выглянула из открытой кабины. Замелькала внизу белая снежная земля.
Рядом со штурманом сидел Корниенко. Он весь как-то вытянулся, прижался спиной к парашютному мешку и ни на кого не смотрел, закусив губу. К нему лицом сидели Молчанов и Катя. Мотор самолета ровно зажужжал, набирая потерянную высоту. Корниенко — сунул руку под фуфайку. Когда сидящий рядом штурман бликнул фонариком, освещая большой планшет с картой, Корниенко взглянул тайком на свою руку. Она казалась вся черной.