Директор Кыновского леспромхоза Петр Штейников и главный инженер Дмитрий Перевозчиков об этом думали, видимо, больше других. Поэтому раньше всех пришли в «Пермлеспром» со своей программой строительства новых цехов. Но Евгений Курбаш к тому времени перешёл на работу в управление сельскими лесами. А сменивший его начальник расценил программу как несвоевременную: на кой чёрт леспромхозу спешить с собственной переработкой, если пермскому лесопильному комбинату «Красный Октябрь» не хватает сейчас хлыстов?
Главный инженер Перевозчиков попытался возражать. Стал доказывать, что они не собираются отнимать хлеб у крупных комбинатов. Тем более что в любом случае придётся со временем переориентировать эти комбинаты на переработку низкокачественной древесины, которой в Прикамье — хоть отбавляй.
Тут начальник его прервал:
— Знаешь, как снимают главных инженеров?
Перевозчиков знал. Поэтому дождался, когда начальник уедет в отпуск, и отправился с программой к его заместителю. Тот был уже в курсе и программу утвердил…
Когда они запустили деревоперерабатывающее производство, выпуск товарной продукции в леспромхозе сразу вырос в полтора раза — без увеличения объемов лесозаготовок. Что, собственно, и требовалось доказать: можно и нужно рубить в течение года ровно столько древесины, сколько приспевает в окрестных лесах. И экономика от этого не только не пострадает, но и многократно выиграет.
У НИХ много схожего — у директора Штейникова и главного инженера Перевозчикова. Много схожего и ещё больше различий. Оба они инженеры самого высокого уровня. Но в Перевозчикове доминирует технический ум. А Штейников больше психолог. Перевозчиков, когда требует внедрения новой идеи, напирает на инженерный расчёт, на строгие экономические выкладки, которые доказывают, что скорейшее достижение поставленной цели вполне реально. Штейников с такими доводами не спорит, поскольку успел сам всё просчитать и выверить. Но и соглашаться не спешит. Потому что всегда делает поправку на человеческий фактор. Это давнее убеждение Штейникова: руководитель должен хорошо считать не только деньги, основные фонды и прочие материальные ресурсы. В экономике надо ещё обязательно учитывать способности конкретных исполнителей. И психологический настрой коллективов, призванных выполнять планы и приказы. Иначе этот фактор, эта, казалось бы, совершенно неосязаемая тонкая материя может опрокинуть любые расчеты и графики. Ибо человек способен на многое — от глупости и подлости до самоотверженности и героизма, о которых говорили Илья Репин и Лев Толстой.
Однажды мы разговаривали с директором об особенностях акционерного общества, каким является Кыновской леспромхоз. И Петр Штейников сказал о себе, что он — типичный наёмный менеджер. Не знаю, не знаю. Я как раз перед этим слушал отчёт директора крупной акционерной компании. О многом он сказал акционерам. Об инвестициях и дивидендах, инновациях и франшизах, аутсорсинге и брендах. И ни слова — о людях, которые работают в компании. Хотя без них все эти франшизы и бренды — не более чем словесная шелуха.
Было время, когда мне приходилось часто бывать на калийных предприятиях Верхнекамья. Очень занимательно наблюдать здесь за работой флотационных машин обогатительной фабрики. Никакой внешней красоты тут не увидишь. Сам процесс довольно грязный. Поскольку флотация — это такой метод обогащения породы, когда всё лишнее и вредное в ней смывается и уходит вместе с реагентами в потоках мутной воды. Наблюдаешь и невольно начинаешь думать о другой породе — человеческой. Я ведь почему с таким интересом наблюдал со стороны за братьями Ипатовыми, Яном Шевыриным, бригадиром станочников Александром Лисиным или мастером леса Александром Мокрушиным? Они все совершенно разные люди. А приходят на работу и становятся во многом похожими друг на друга. Сама атмосфера, царящая на предприятии, подтягивает и дисциплинирует людей, выявляет в них самые сильные и яркие черты характера. Когда видишь, с какой спокойной уверенностью, с каким достоинством держит себя этот рабочий люд, понятней становится атмосфера, которая властвует в леспромхозе. Властвует, потому что эту атмосферу здесь культивируют. Если хотите, здесь тоже происходит своеобразный процесс флотации — улучшения человеческой породы. Не потому ли ситуация в леспромхозе так отличается сегодня от общероссийской «нормали»? Ведь не зря говорят, что количество глупости и подлости на душу населения за последние десятилетия резко выросло в стране.
А здесь молодой мастер Александр Мокрушин рассказывал мне, как сразу четыре его одноклассника поступили после средней школы в Уральский государственный лесотехнический университет. Мокрушин об этом сказал с гордостью: они все, как и директор Штейников, закончили знаменитый уральский вуз. И все работают в леспромхозе.
Между тем, сколько сейчас слышишь сожалений, что российская молодёжь не хочет работать в лесу. А в институты молодые люди стараются попасть, чтобы непременно стать юристами. Уже и президент страны недавно заявил публично, что в России юристов стало больше чем надо и пора сокращать их производство. А директор Штейников громких заявлений делать не любит. Зато в леспромхозе в самые трудные времена изыскивали деньги, чтобы оказывать материальную поддержку тем, кто учится в техникумах и вузах. Стали мы вместе с главным бухгалтером Еленой Ивановой считать, сколько специалистов с высшим лесотехническим образованием работает сейчас в леспромхозе, и скоро сбились со счёта. Я понял, что уровень профильного образования на этом лесном предприятии выше, чем в краевом правительстве.
Чем это объясняет главный бухгалтер Иванова?
— Такая у нашего директора политика.
Вот именно: политика. Ещё Гельвеций повторял своим студентам формулу: искусство политики — это умение делать так, чтобы каждому в государстве было выгодно быть добродетельным.
Разговаривая утром с директором Штейниковым, я увидел на его рабочем столе тетрадь. Она лежала рядом с производственными сводками, стало быть, он уже заглядывал с утра в эти записи. Оказалось, в этой тетради собраны сведения о нарушителях трудовой дисциплины. Один из них как раз запил в очередной раз и три дня не выходил на работу. И директор его только что уволил за прогулы. Начальник отдела кадров была уверена: очень скоро уволенный придёт и будет упрашивать, чтобы его приняли обратно. Верно, придёт, кивнул директор. Так вот пусть ему скажут, чтобы он пришёл через три месяца. Не раньше.
А почему не раньше? Директор даёт ему время серьёзно подумать и осознать свою вину перед коллективом? Это само собой. Но Штейников ещё прикинул, сколько времени понадобится этому сорокалетнему человеку на лечение у нарколога. Да, ситуация. Но если человек уже болен алкоголизмом, то зачем директору брать на себя лишние заботы?
Штейников снова нахмурился. Он об этом много думал. Даже направил двух молодых ребят в город на курсы профессиональной подготовки. То есть он заранее стал готовить прогульщику замену? И тем не менее не спешит распрощаться с ним окончательно? Да, не спешит. Куда, прикажете, девать этого выпивоху? У него, между прочим, двое детей школьного возраста. Матери их в одиночку не поднять…
В общем, я понял, что Штейников не может не брать на себя чужие заботы. Его, как и братьев Ипатовых, тоже совесть неволит. И напрасно один из акционеров недавно уговаривал его сократить в леспромхозе численность работников — этого, мол, требует экономика.
Рискну представить, насколько скептически воспринял Штейников такую трактовку экономики. Он не любит, когда путают экономику с бизнесом. Экономика предполагает сплошной приоритет общественных интересов. В то время как в бизнесе впереди всего — частные интересы, сгусток эгоизма. А эгоизм, как говаривал Лев Толстой, — это ненависть к другим людям. Пока желаешь счастья себе, другие люди мешают этому, и с эгоистической точки зрения глупо думать не о собственной выгоде, а о чужом благе.