Отряд приблизился к стенам городским с опозданием, потому как Магмунд решил справить нужду по дороге, ибо кишечник крутило у бедолаги.
Отварили врата и въехала пятёрка нордалов. Встречал их сам Дунгрест. Обнимал и целовал каждого. Особенно похвалил Вальгарда за меткий бросок и доставленную добычу к столу. Спешились нордалы и поволокли оленя в кухню, где отдали его лучшему повару Панельфсу и велели все вкусно приготовить.
Справился настоятель города о жизни каждого, и все отвечали учтиво, что нет проблем кроме смерти на всём свете. И тогда смеялись долго они и в чертог пошли, где сели за богатый убранством стол и, взявши кубки с терпким вином, которые периодически наполняли виночерпии, принялись пить его жадно.
Одному Бьёрну праздник не по вкусу пришёлся и был он мрачнее тучи. Все славили Вальгарда и от этого тошнило его. А потому решил воздаяния пресечь вопросом.
— А что правдивы, о могучий Дунгрест слухи о звере обитающим в этих кругах ?
За столом замолчали все и уставились на Бьёрна внимательно глаза выпучив.
Дунгрест ответил через силу и одолевшее его нежелание.
— Не поднимаем мы этой темы, о Бьёрн ! Боимся. Не скрою. Но страх куда явнее при упоминании его на словах, нежели лицезрение вживую. Потому как логос оставляет осадок в сердце и разъедает его пучиной огненной преследуя постоянно и не забывается подобное долго, а второе гораздо лучше потому как ежели так он ужасен, то смерть найдёшь свою, а та, как известно, быстро приходит.
— Значит, это правда ? — не унимался Бьёрн.
За столом по-прежнему царило молчание, но взял после оного слова Дунгрест и ответствовал так:
— О, Бьёрн! Пересказывать предания мне не престало, ибо нестарая бака я с развязавшимся языком и от дряхлости свойской, не зная заняться делом каковым. Но отрезанный ломоть сей истории я всё же вручу. Вот слушай!
И рек Дунгрест сие:
— Сумерки опустившееся смолами чёрными затмившие звёзды, горящие на своде небес, сулят вести дурные для тех, кто отважится в пущу войти или же заплутать в гущах его. То великий колдун лес состоит на службе, как нам всем с рожденья известно, у тёмных сил кои стремятся ему верой и правдой повиноваться. И злые умыслы спеют, как рябина по осени. И вкусивший сей умысел попадает в альковы его ядовитые. Из коих не выберется, покуда сам не смилостивится зачинщик сего, или же боги не подсобят бедолаге. И вот в лесу ходит оно. Никто не знает, какого обличья, а токмо треплют языками да выдумывают байки ещё более бородатые да лихие. То бабой с голой задницей оно обличие примет, то ещё кого-либо. Слыхивал ты, видимо, это, но иные твердят, что это чудище огромадный невиданных и неописанных пород медведь.
И так кончил свой рассказ Дунгрест. Никто за пиршественным столом ни слова не обронил. Все были поглощены речью и обуяны страхом.
После торжества вечернего с полным пузом сиживал Бьёрн в опочивальне, отведённой ему. Завистью пылало его сердце и стократ проклинал он Вальгарда Сурового. И решил, что нужно растрястись после ужина и заодно проверить правду о чудище лесном. И, может, его прозовут Бьёрном Бесстрашным! И нарочно эти сказания выдумали. Но вспоминая историю Торгрима, умерщвлённого баженами, он всё более уверялся в её подлинности. Поднялся Бьёрн и меч свой взявши тихо вышел из опочивальни. К дверям в ночи, как тать прокрался и покинул пределы Лилиёмнистё. И направился в тамошний лес.
Мороз трепал его поросшие щетиной щёки, и поплотнее укутавшись в плащ он побрёл в обиталище зверя предполагаемого. Долго бродил Бьёрн по лесу. Кричал и гоготал, но не сыскал зверя. И вот вознамерился заночевать в лесу, дескать, похорохориться, что смелый и прозвание себе приобрести почётное и развеять толки ложные. Уселся под елью мохнатою. Только глаза сощурил, и вдруг рёв услыхал громкий. И встал тогда Бьёрн обнажив меч свой и не убоялся он этого рыка жуткого. Но свалил его зверь окаянный и выбил меч из длани. И терзало чудище Бьёрна и принялось волтузить его по земле промёрзлой, но крепок был сын Ярла. Не мог, правда, меч во тьме нащупать, но зато уцепился за рог чудища и навалился на него всем телом, сомкнув ручищи свои массивные на толстой шее его. Издало много звуков чудовище и притихло.
Умерщвил нордал зверя и сам издыхающий повалился подле его туши.
Нашли Бьёрна Дунгрест, Вальгард и конунг и поразились его поступку не более чем увечию. Растерзан в клочья был левый бок Бьёрна. И внутренности виднелись глазам обступивших его. Дышал он. Не ушёл в чертоги Артреса, а потому Дунгрест велел привести шамана Ура-Ура. И явился призванный и осмотрел рану и ответил так:
— Боги не принимают его к себе! Покрайней мере пока. Знаю я, как облегчить его страдания. И боги нам помогут потому как такое время не могла жизнь в нём теплиться, а это говорит о том, что герою сему место среди смертных покамест. Поднимите и тащите его к тотему!
И понесли Бьёрна в указанное шаманом место.
Положили подле тотема его тело ещё тёплое еле дышащее и стали лицезреть. Ура-Ура заплясал с бубном. Пропел Песнь Смерти и Песнь Жизни, прокричал Песнь Вечности, а после обратился к богам с вопросом:
— О, Одмар Всеотец! Ты слышишь меня ? Явись, прошу, на мой зов! Я проголосил тебе три Вечные Песни. Соблаговоли судьбой Бьёрна распорядиться, ежели ты не готов привечать его в чертоге своём, то верни нам!
И ответил Всеотец так:
— Жить будет средь смертных сей герой рано ему к нам в чертог! Вот совет мой. Корсет железный ему на левый бок! И склеить всё этой гущей и протянул флягу с вязкой жидкостью.
— О, благодарю тебя Всеотец, — отвечал Ура-Ура.
И взял железный корсет шаман и стянул поясницу герою закрыв напрочь выбоину в левом боку и пропитал щели и под корсетом жидкостью вязкой дарованной Одмаром Всеотцом, а также прогорланил Песнь Здравия над ним. Через пару минут открыл глаза Бьёрн и попытался встать. Помогли ему, ибо было тяжело. И дружно прокричал Вальгард Суровый:
— Да здравствует Бьёрн Железнобокий !
И все разом громогласно повторили:
— Да здравствует Бьёрн Железнобокий! — Убийца Лилиёмнистёнского чудища!
Так, нордал Бьёрн снискал своё прозвище.