Итак, если они снимут с него наручники и свяжут руки, здесь, в камере, надо постараться оставить зазор между тыльными сторонами запястий, он этому научился, после Канзаса, а если нет - цепь от наручников тоже сойдет, чтобы накинуть кое-кому на горло. А потом... Да кого интересует, что будет потом, какая в конце концов разница... Даже если они в него попадут, даже если прострелят сердце, он доберется до глотки Андена, а если повезет, и удастся вырвать у кого-нибудь револьвер, он не остановиться, как вчера, и, возможно, ему повезет заполучить и Линдейла тоже. Линдейл... Почему-то Моргану было все равно, будет он жить, или нет. Но ведь так не должно быть, он же ненавидел владельца салуна всем сердцем и вдруг все чувства куда-то пропали. Обидно было только то, что ему, в любом случае, вряд ли суждено пережить этот день, а Линдейл еще долгие годы будет стареть, седеть, полнеть, абсолютно не догадываясь о том, что Джуннайт понял слишком поздно. Но вопреки всему, какая-то мысль подспудно все время просачивалась в мозг: "А если все-таки..." Что ж, если все-таки ему снова повезет, он постарается не дать другим отобрать у него свободу. Моргану хотелось верить, что он научился более трезво смотреть на мир и потому сможет лучше ему противостоять. К тому же раз и навсегда, казалось, решился вопрос с ночными призраками: от них просто нельзя избавиться, ни откупиться, ни отделаться другим способом. Он не думал, что такой выход принесет облегчение, но это было так, и появились силы для дальнейшей борьбы, просто не надо было теперь искать легких путей, - их попросту не было.
В который раз за это утро заскрипела открываемая дверь и Морган, в ярости вскочивший со сжатыми кулаками, чтобы посмотреть, кого там еще несет, чуть не задохнулся от ярости, сев, нет, упав, обратно на койку, когда разглядел за спинами толпящихся у решетки людей только что вошедшего Джонатана Линдейла. Горожане расступились, вернее, отпрянули назад, шум и пение смолкли, и высокая нота взятая одной из пожилых дам, неловко, будто подстреленная птица, повисла в воздухе. Все взгляды обратились к владельцу салуна. В полной тишине, Линдейл прошел пару шагов и холодно отрывисто бросил:
- Убирайтесь немедленно. Все.
И что-то было в его, будто окаменевших, чертах лица, не отражавших и тени эмоций, во всей его прямой фигуре в пять с половиной футов, казавшейся шестифутовой, в самом его голосе, что-то такое, что действовало, должно быть, на подсознание, заставляя всех присутствующих (всех, но только не Джуннайта) беспрекословно подчиниться. Один за другим, в полном молчании, любопытные выходили в открытую дверь, не сводя глаз с Джонатана, как кролики с удава, и Морган с яростью чувствовал в этот момент, что горячо благодарен человеку, которого ненавидит. Последней из дверей выплыла миссис Галлахер, остались только двое, сменивших перед рассветом ночную стражу и тогда Линдейл холодно бросил, не поворачивая головы и не меняя безразличного тона:
- И вы тоже.
Жестом, не оставлявшим сомнений, к кому обращены эти слова, он велел охранникам убраться и, сразу потеряв к ним интерес, собрался прикрыть дверь, но потом передумал, решив, вероятно, что так будет сложнее подслушать и сделал несколько шагов по направлению к камере.
"Неужели Анден струсил? - спрашивал себя Морган, следя за его перемещениями, - Неужели, так и не явится сам..." План рушился на глазах, но Морган, закусив губу, решил идти до конца: Линдейл тоже сойдет, а уж если удастся прорваться... "Стоп, - приказал он себе. -Не удастся. Не думай..."
- Но, сэр! - попытался возразить один из караульных. Они оба удобно устроились за столом маршалла, возле самой печки, и вовсе не хотели вставать, а тем более выходить на холод.
- Вон, - не повышая тона, повторил Линдейл, будто думая совсем о другом, и они вдруг как-то сжались, не способные противиться силе этого тихого голоса, и, странно согнувшись, Моргану показалось, чуть ли ни на четвереньках, выползли из помещения, не осмелившись даже прикрыть за собой дверь.
Джонатан Линдейл медленно приближался к решетке, пока не подошел вплотную, его шаги, оставлявшие мокрые следы на досках пола, и будившие слабое, непонятно откуда взявшееся в этой пустоте эхо, смолкли.
Они глядели друг другу в глаза. Понимали друг друга без слов.
"Томас Анден... - услышал Линдейл отголосок вчерашней ночи. - Анден..."
- Не хотел говорить этого... - выдохнул Морган, опускаясь на койку и не глядя Линдейлу в глаза, как будто это признание давалось ему тяжело, - Спасибо.
- Как все изменилось, неправда ли? - Джонатан глядел на заключенного с неподдельным интересом, склонив голову набок. - Такие милые, приветливые были люди... А между тем, я снова одержал верх, а ты, янки из Канзаса, снова стал тем, чем был - бродягой без близких, без денег, без города. Без корней.
- А когда было иначе? - пожал плечами Морган, стараясь не дать злости завладеть им раньше времени, ему еще понадобятся силы. - Я бы не сказал, что отношение здешних прекрасных жителей ко мне сильно поменялось. Разве что раньше они побаивались, а теперь готовы расквитаться за собственный страх. Хотят меня вздернуть... теперь.
Джонатан вынул из кармана две сигары и протянул одну Моргану, тот отрицательно покачал головой и улыбнулся краем рта. Хозяин салуна убрал ее, а другую принялся задумчиво крутить в пальцах, будто и не думал курить.
- Премного извиняюсь... - в дверях возник маршалл, который тотчас же, бесцеремонно, не испрашивая разрешения, вошел внутрь и направился к решетке.
- Вот видите, мистер Линдейл, - он щелкнул по прутьям прямо перед носом Моргана, радостно ухмыльнувшись их стальному отклику, - Заключенному отсюда никак не сбежать!
Он был крайне доволен собой, как заметил Джон, и всячески пытался реабилитироваться в глазах своего нового босса после недавнего конфуза.
- Конечно, - раздраженно бросил Морган, забыв о том, что не хотел понапрасну выходить из себя. Он сидел на койке, обхватив себя руками, будто все еще пытаясь сдержаться, его опущенные глаза устремлены в одну точку на полу и Джонатан чувствовал его напряжение.
- Конечно, - повторил стрелок, выплевывая слова. - Конечно... У меня же нет столько денег, сколько у мистера "Клубничное поле". И телохранителей нет, как у местных боссов.
- А ну, поговори мне еще! - выкрикнул маршалл и, схватив метлу, прислоненную к стене, попытался ткнуть ею в заключенного, но Морган быстро поднялся с койки и отступил вглубь, тихо смеясь.
- Да... - продолжал он и в его глазах был азарт, - Здесь тебе меня не достать, а вот ты открой эту дверь и посмотрим, чья возьмет!
Маршалл в ярости ударил по прутьям рукояткой метлы. Джонатан Линдейл отступил на несколько шагов, прислонился к стене и, скрестив на груди руки, наблюдал за этой сценой со слегка заметной усмешкой.
- У меня-то, - продолжал Морган, - денег явно не достаточно, чтобы подкупить столь доблестного стража порядка, ведь на мелочи он не разменивается. Черт! (он снова натянуто засмеялся) У меня и на посещение салуна с черного хода средств не наберется, а маршалл-то, наверно, больше чем шлюха запросит.
Маршалл побагровел, тщетно ища слова для достойного ответа, но найти так и не успел.
- Смотри-ка! - Джонатан Линдейл хлопнул себя по колену и, смеясь, откинулся назад, слегка стукнувшись затылком о стену. - А наш общий друг, оказывается циник.
Джуннайт и маршалл оторопело поглядели друг на друга, сомневаясь, что могло бы означать это слово. Пришедший первым в себя, Морган решил, что ничего, кроме изощренной латинской ругани от Джона ожидать нельзя и ответил тем же, только по-английски. Вторым нашелся служитель закона, он так и не смог решить, что же это значит, и поэтому ответил так, как считал наиболее приятным для нового хозяина города.
- Цинизм подразумевает под собой наличие хоть какого-то интеллекта, - важно изрек он, всем своим видам показывая, что какой бы гадостью не был этот цинизм, заключенный не достоин даже его, и в этот момент хозяин салуна увидел, как молниеносно изменились глаза Моргана, их блеск, сам их цвет. Стрелок еще отступил от решетки и сплюнул на пол, очевидно, обдумывая ответ, или просто стараясь сдержаться, но потом вдруг решительно поднял голову, тихо смеясь. Было заметно, что хохот этот больше всего раздражал маршалла.