- Да... - Макклахан затянулся сигаретой и, откинувшись на спинку стула, затрясся от натянутого смеха, а потом, обретя над собой контроль, но все еще задыхаясь, выговорил:
- Теперь хозяин я...
Это "я", вместо "мы", которого был вправе ожидать Линдейл, резануло его слух, но оно подтвердило догадку. Ящик стола возле правого локтя хозяина ранчо был выдвинут, однако он вряд ли осмелится стрелять даже безоружному противнику в лицо. Если промахнуться мимо сердца хоть на дюйм, Джонатан сумеет добраться до горла Макклахана и сжать на последним издыхании так, что придется отрывать с мясом, и владелиц "Ленивой М" знал это. Он будет стрелять в спину, когда Линдейл повернется к двери, чтобы уйти, если не спровоцировать его.
Тем временем Макклахан продолжал:
- Мы так наподдали им, что они до Мериленда не остановятся, пари держу. Даже вожака своего затоптали со страху, как стадо безмозглых лонгхорнов, напуганных кем-то!
- Да... - задумчиво протянул Линдейл. - Меня всегда интересовало, о чем думали те, из партии Доннера, когда собачились, теряя драгоценные часы, каждый из которых мог оказаться спасительным, а наши скваттеры, пожалуй, их переплюнут даже в этом. Эти люди с Востока... Они никогда с индейцами не дрались. Подождали, пока всю грязную работу за них сделают, сразу видно. Индейцы даже мертвых забирают, когда это возможно, я знал многих белых, участвовавших в таких сражениях, кто перенял у них этот обычай, по крайней мере, в отношении раненых. Чтобы сражаться один на один, чтобы иметь шанс выжить, надо перенять у аборигенов все и по возможности стать лучше... Прав он был или нет, но он был их человеком, а они его бросили...
Он прервал себя, почувствовав, что теряет контроль над ситуацией. "Меньше философствовать надо. Меньше книжек надо читать". Он подумал, что Морган, за исключением одного случая в салуне, никогда не разглагольствует попусту, если его не разозлить и не заставить отвечать на оскорбления.
- Не кипятись так, Джонни, - вмешался в его мысли Макклахан, на его губах мерцала усмешка. - Кому какое дело до них сейчас?
- Верно, - как-то отстраненно, бесцветным голосом сказал Линдейл, очень медленно стягивая перчатки, его взгляд скользил по комнате, лишь на несколько секунд цепляясь за каждый предмет, почти не слыша, что ему говорит Макклахан, лишь изредка механически кивая в ответ. "Уилберн... Мерзавец заслужил это хотя бы тем, что вложил револьвер в руку Черрингтона. Думал, никто не увидит... Да и лавка к тому же... Возможно ли, что бы в этом мире все же существовала высшая справедливость?" Холодные зрачки Линдейла замерли на небольшом дагерротипе под стеклом, украшавшем стену кабинета за спиной Макклахана. Джон задумчиво мял в пальцах плотную кожу перчаток. Гордая, слегка высокомерная улыбка играла на губах молодого усача в офицерском мундире, лишь смутно похожего на теперешнего босса "Ленивой М", который стоял, опершись на винтовку. "Только что получил назначение," - подумал Линдейл, усмехнувшись, и уже хотел было отвести взгляд, как, будто прозрев, увидел то, что было фоном для позирования: высокий забор с тяжелыми воротами и вышками. Это строение могло бы быть обычным фортом, если бы ружья часовых не смотрели внутрь ограждения. Ворота были приоткрыты немного, и в них виднелось слабое размытое пятно. Оно могло быть дефектом негатива, но Линдейл вдруг увидел, как это замутнение начало принимать все более четкие очертания человеческого силуэта. Джон моргнул, кивнул на какую-то очередную реплику Макклахана, потом посмотрел снова, но фигура не исчезла, более того, прорисовалась так четко, что виднелись сгорбленные плечи и тонкие закоченевшие пальцы, стягивающие рваный воротник синего мундира... У человека было лицо Моргана, губы его шевелились, бросая ему в лицо горькие и злые слова.
- Что, нравилось издеваться над военнопленными? - вырвалось у Линдейла помимо его воли; он не мог молчать, внутренним взором он видел глаза Моргана, их лихорадочный блеск, когда его придирки заставляли парня обнажить душу. Макклахан вздрогнул и смертельно побледнел, и Джонатан Линдейл с изумлением понял, что его удар, нанесенный вслепую, попал в цель, потому что в глазах хозяина ранчо он увидел вдруг бесконечный ужас и изумление - как этот человек узнал его прошлое... Помимо воли владельца салуна, пред его мысленным взором возникли фотографии пленных из Андерсонвилля, тех, кто выжил, которые ему довелось увидеть совершенно случайно после войны и которые были вытеснены из его сознания гигантским усилием воли, как нечто опасное для рассудка, но все это время таились в темных углах мозга: эти мужчины могли сойти за анатомические пособия, так четко прорисовывались сквозь пергамент кожи мельчайшие косточки; они казались ему мумиями, лишенными мышц. Видя это, Джон ненавидел безумца, осквернившего своими преступлениями землю его родной Джорджии. Потом Макклахан заговорил, вырвав собеседника из этого ужаса: быстро и яростно, мысленно проклиная себя за то, что глупое тщеславие помешало ему уничтожить этот дагерротип, как он избавился в свое время от всех связей с прошлым, даже от собственного имени:
- Разве с нашими ребятами хорошо обращались в Рок-Айленде[18.]? Черта с два! А нам самим не хватало... Мне ли тебе объяснять, Джон...
- Они говорили то же самое, держу пари, - ответил Линдейл, к изумлению своему испытав некоторое удовлетворение. Однако теперь надо быть вдвойне осторожным, потому что рядом с подобным страхом неизменно присутствует ярость и желание устранить свидетеля становится почти нестерпимым... Впрочем, решение наверняка принято уже давно. Линдейл снова бросил взгляд на дагерротип: человек за воротами снова стал размытым дефектом негатива, будто удовлетворившись словами в свою защиту.
- Но, речь не об этом, - резко изменил тему Линдейл. - Об Оуэне ничего не слышно? Мне бы сейчас не помешали те деньжата, что он мне должен.
Макклахан, несколько ошеломленный столь крутым поворотом, тупо моргал несколько минут, потом, слегка оправившись от испуга, с некоторым облегчением ответил:
- Ну, ты вряд ли теперь денежки свои получишь. Его Джуннайт застрелил... По указу Уилберна, должно быть. А может, еще кого. Этот писака своей листовкой всех здесь против себя настроил.
Легкий, беспечный тон, каким это было сказано, заставил Линдейла глубоко вздохнуть, хотя некоторое время назад он мог бы, пожалуй, в это поверить.
- В прошлый раз ты, кажется, говорил, что он из города уехал... - холодным звенящим голосом, отчетливо выговаривая слова, произнес он и испытал злорадное удовольствие, увидев как позеленел Макклахан, поняв, что снова попал в примитивную западню. Правда, надо отдать ему должное, он быстро взял себя в руки и выпустил ярость в ответном ударе:
- Кстати, тут появилось одно тавро, я такого раньше не видел, назовем его, скажем "гора". Не "решетка", конечно, но и мой знак и Уилберна покрывает. Выглядит, как "двойное перевернутое", только снизу чертой подведено. Завидую счастливчику, которому оно принадлежит, коровы с таким клеймом будто каждую неделю телятся и производят иногда сразу взрослую скотину... До чего же хорошее тавро... Не знаешь, чье оно?
Тот, к кому эти слова были обращены, уже и без этого знал, что наступил момент истины, но он сам бросил вызов и к тому же догадался о западне.
Хищная усмешка прорезала тонкие губы Джонатана Линдейла, когда он поднялся, слегка оттолкнув назад тихо взвизгнувший от возмущения по навощенным доскам пола стул.
- Мое, - ответил он, слегка наклонившись вперед и глядя Макклахану прямо в глаза.
- Мерзавец! - сжавшись в своем кресле, как бешеная собака, прошипел хозяин ранчо. - Я подозревал это!
Еще не договорив первого слова, Макклахан рванулся к открытому ящику стола так стремительно, что опрокинул чернильницу и смахнул на пол часть бумаг. Револьвер сверкающей молнией вылетел из своего укрытия и взметнулся вверх, но в тот короткий миг, когда ранчеро вскинул оружие, огонь лампы искрой полыхнул на стремительно летящей стали, и нож, с силой брошенный Линдейлом с коротким размахом снизу, вонзился в руку, держащую "смит-вессон". Хозяин "Ленивой М" в упоении самим собой даже не заметил, что за секунду до того, как Джон сказал свое веское слово, в его ладонь из рукава куртки скользнуло узкое лезвие. Макклахан сделал еще одну ошибку - не положил палец не спуск рефлекторно, сразу, как только схватился за револьвер; он держал оружие за рукоятку и мгновенно выронил его, с искаженным от боли лицом схватившись за плечо. По столу медленно расползалось черное пятно, чернила пожирали бумаги и неторопливо капали хозяину ранчо на колени. За дверью слышались приглушенные встревоженные голоса, пробуженные вскриком Макклахана, раздавшимся через секунду после того, как лезвие вонзилось в его руку. Нож еще был в движении, когда Джонатан Линдейл дернул ремешок, завязанный скользящим узлом вокруг его бедра, позволив освобожденному револьверу выскользнуть из-под скрывавшего его крыла мехового чапахейрос на носок сапога, мгновенно подбросив оружие высоко вверх. Он поймал смит-вессон в полете и сразу, будто это было всего одно длинное движение, взвел курок и вскинул ствол, одновременно поднеся указательный палец другой руки к губам. Оружие не шелохнулось в его прямой, как струна, руке, палец на спуске слегка подрагивал от напряжения. Макклахан стиснул зубы от ярости и боли, переводя взгляд с врага на ручейки крови, опоясавшие его руку. Нож он, справившись с шоком, вытащил из раны, стараясь не делать резких движений под пристальным взглядом Джона, и отбросил на пол, под ноги Линдейлу. Напрасно. Гость не отвел взгляд.