— Как вы попали в Японию?
— О, это длинная история. Но я буду краток.
В поведении Воробьева Михайлов подметил некоторую развязность. Видимо, тот совершенно успокоился. Речь стала гладкой, последовательной. Было ясно, что Воробьев говорит правду и даже силится не упустить важных, по его мнению, деталей. Одно не давало капитану покоя — чистая русская речь подследственного. Сомнительно, чтобы человек, подростком покинувший родину, так хорошо знал все тонкости языка. Конечно, в школе разведки этому уделяли немало внимания. Но…
— Какое задание вы должны были выполнять на Сахалине?
— Произвести разведку берега и вернуться.
— И это все?
— Да! Мне не очень доверяли.
— И, несмотря на это, вас так тщательно экипировали? Смотрите, сколько сочинили справок, причем для Приморского края.
Воробьев снова стал нервничать. Он закурил.
— Видите ли, всем этим меня снабдили на всякий случай. Мало ли что!
— Вы хотите сказать: «А вдруг не поймают».
— Я говорю искренно.
— Слушайте, Воробьев, хватит лгать! — строго сказал Михайлов. — Этим вы только вредите себе… Кстати, что вы знаете о японской шхуне?
Губы Воробьева слегка дрогнули. Но это едва уловимое движение не ускользнуло от капитана.
— Впервые слышу о ней.
— А нам известно, что кое-кто из членов ее экипажа должен был произвести разведку для вас.
— Вы хотите спровоцировать меня? — бросил Воробьев. — Я ничего не знаю.
— Нет, знаете. Могу напомнить. Шхуна задержана. Вот снимок. Читайте название — «Сакал мару».
— Я вспомнил, я кое-что слышал об этой шхуне, — тихо сказал Воробьев.
— Давно бы так. На какое задание вас послали? Отвечайте! И не стоит больше врать.
— Я должен был перебраться в Приморье для глубокой разведки.
— Шхуну посылали, чтобы изучить место вашей высадки?
— Да, но мне сказали, что она вернулась благополучно. Значит, обманули…
И Воробьев торопливо, словно боясь, что его остановят, начал рассказывать о том, как его готовили к высадке на Сахалин.
— Какие русские книги вы читали? — неожиданно спросил Михайлов.
Брови Воробьева на миг взлетели вверх. Он как бы хотел сказать: стоит ли останавливаться на таких мелочах, когда он рассказывает о более значительных вещах.
— Читал много, — после длительной паузы ответил Воробьев. — Например, Толстого Льва и Алексея, Шолохова, Пушкина, конечно, ну, поэтов Лермонтова, Некрасова, Есенина. Нас заставляли читать. А стихи я люблю по складу души. Говоря откровенно, я даже сам немного пописываю их…
— Достаточно, — прервал капитан, — продолжайте показания по существу дела. Как вы рассчитывали вернуться на базу?
— За мной должен придти катер.
— Когда?
— По моему вызову. Но в том случае, если нельзя будет прорваться в страну.
— А вы верите, что за вами прислали бы катер?
Воробьев на мгновение задумался.
— Простите, а сколько сейчас времени?
— По-сахалински пятнадцать часов.
Шли третьи сутки. Огден начал терять надежду. В условленные часы радист напрасно вслушивался в эфир, тщетно стучал ключом, взывал к «Русалке» — она не отзывалась. Майор решил выждать еще сутки, и если положение не изменится, уехать из Саппоро обратно в Иокогаму.
Терял терпение и Алл. По обыкновению, Огден увиливал от телефонных разговоров. А ему приходилось выслушивать бесконечные упреки полковника. Ну что он мог ответить? Начало операции было удачным. Экипировка агента отличная, на место доставлен благополучно. Капитан сделал все, что мог.
— Может быть, не доплыл? — спрашивал Филл.
Полковнику, видно, никак не хотелось верить, что столь тщательная подготовка может закончиться провалом. «Непонятно, чем очаровал его этот русский, — думал Алл. — Хотя…»
Он вспомнил, как месяц назад сам восхищался способностями этого парня. Вместе с лейтенантом Биллом он возил «Зворика» в Сасебо, а оттуда катером на остров. Плавал «Зворик» бесподобно. Конечно, предположения полковника, что агент не выдержал броска из глубины, напрасны. Молчание можно было объяснить только двумя причинами: или его взяли советские пограничники, или он не имел возможности связаться с базой.
В часы связи все, кто имел отношение к операции, собирались в небольшом холле по соседству с комнатой радиста. Так было и на этот раз. Огден потребовал тишины и скрылся за дверью. Вскоре стало слышно, как сержант застучал ключом. Снова в эфир полетели позывные: «Русалка», «Русалка»… Минутное молчание, и вдруг в наушники четко ворвались сигналы: «Нептун». Я — «Русалка», слышу тебя».