Иногда трогательные случаи бывают. Я был в экспедиции в Туркмении. В поселке, где мы жили, я ставил учетные линии ловушек на грызунов. К моему удивлению, стали эти ловушки пропадать. Думаю — собаки или сороки стащили. Заметили тушку зверька в плашке и стащили.
Потом вдруг стали по утрам на крыльце забитые мышки появляться. Причем домовые мыши, населяющие в основном постройки. А след на трупике — от моих плашек. Недели две неведомый помощник мне «дичь» поставлял, а как-то раз утром и ловушки вернул. Выхожу, а они лежат рядком. Значит, всех мышаков передавил в доме. Просто так подойти попросить — постеснялся. Но поскольку знает, что эти сумасшедшие только за мышами в такую даль приехали, то, чтобы нам было не обидно, всю добычу честно приносил еще затемно. Правда, ловить-то надо было не домовых мышей. Но это уже как раз дело зоолога — отличать, какая мышь домовая, какая нет.
Вернемся на Вологодчину. Павел Михайлович достал машину, и мы с грехом пополам на третьи сутки добрались до деревни, в которой жил егерь Михаил Григорьевич. Опять гостеприимный русский дом, горячая печь, чай, баня, ночлег.
Настало утро. Стучит посудой хозяйка, и уже ушел к скотине хозяин. Пора собираться в путь. У егеря была своя лошадь — крупный гнедой мерин Буран, Бурашка. Это редкость сейчас. Большинство егерей и лесников предпочитают мотоциклы, а где хозяйство получше — встречаются и снегоходы. Пока мы с Николаичем вошкались с розвальнями: грузили, крепили, запрягали мерина, Михаил Григорьевич успел сбегать на хоздвор и попросить у бригадира казенную лошадку на два дня. Поначалу нам она не «показалась»: низкорослая толстуха, вполовину роста против хозяйского мерина. Правда, испытания ходовых качеств в тайге — в условиях, максимально приближенных к природным, показали, — что мы заблуждались как насчет мощности Бурана, так и по поводу хилости казенного рысака. Что делать, практика — критерий истины.
Реку сковало еще не очень сильно, на перекатах лед не держит. Зато там мелко. Кое-где есть наледи, поэтому надо идти в сапогах. Снегу навалило порядком — под полметра по руслу. С одной лошадью не дойти хорошо, придется топать два дня с ночевкой на Осевице. Лучше идти «о дву конь». И багаж на двое розвальней раскинуть. Все легче лошадкам.
Вверх по замерзшей реке нужно дойти на санях до Усть-Кондасской избы. По прямой это пятнадцать километров лыжни по просекам, которые непроходимы для лошади, — завалены намертво, а по реке — не меньше тридцати, ну, двадцать пять.
Дорога некоторое время тянулась заснеженными полями, вдоль перелесков и рядов березок, с которых срывались в полет черные косачи. В глуши тетерева редко встречаются, толкутся больше по опушкам, около деревенских полей, да на больших чистях. Эта птица любит свободные места. А вот рябчик, тот, наоборот, в самую чашу забивается — в глухой ельник, в чернолесье по ручьям. Глухарь как бы тяготеет к вырубкам, к окраинам болот-чи́стей, к светлым соснякам.
Белая куропатка, которая подкочевывает на зиму в вологодские леса из лесотундры, та оставляет свои следы вдоль речных долин по тальникам, на болотах. У белой куропатки такие следы интересные — широкие, потому что лапка сильно обрастает на зиму. Если среди кустарника, например по молодой вырубке, сильно натоптано куропатками, то с первого взгляда можно принять за заячьи следы. Как будто беляки кормились.
Вот и край полей. Дорогу обступают заснеженные ели. Но ненадолго. Через один-два километра дорожка сваливается в пойму, а там и на реку. Вольготная барская езда кончилась, пора за работу.
Лошадка — такая чуткая и умная скотинка, что ее заставить делать какие-то глупости очень сложно, например идти по ненадежному льду, который еще вдобавок занесен снегом по колено, плюс ко всем несчастьям слышно живую воду. Поэтому движение обозом по зимней таежной реке выглядит примерно так. Впереди идет человек, делающий тропу и простукивающий крепким посохом лед. В поводу́ он ведет лошадь, в санях которой лежит отдыхающий сменщик. Вторым номером тащит розвальни отдыхающая лошадь. Ей полегче, поскольку бредет уже по разбитой шестью ногами и санями колее. Во вторых санях тоже сидит человек, но отдыхает не так полноценно, как на первых. Лошадка часто не хочет идти по следу, тогда надо выпрыгивать и тоже вести под уздцы.
Когда передняя лошадь и человек устают настолько, что останавливаются, их сменяет следующая пара. Чувствуется некоторая дискриминация лошадей — их смена происходит реже. А что делать? Если же разобраться хорошенько, то по количеству ног мы даже проигрываем — счет шесть — восемь в пользу команды непарнокопытных.