Двухэтажный домик Шпигелей был срублен из дерева. На первом этаже зимовала домашняя скотина. В одной половине помещения (назовем ее хлевом) располагались стойла, в другой хранилось сено для животных и припасы для людей: картошка, бочонки с квашеной капустой, которую в тех краях называют «сойеркраут», мука и связки сухих колбас. Здесь же герр Шпигель держал инструмент, банки с клеем и лаком, выдержанное дерево. В углу стоял ящик, доверху набитый чем-то похожим на кривые корни и узловатые сучья. Собственно, это и были корни и сучья. У герра Шпигеля отлично выходили не только столы и скамьи, но и всякие резные вещицы. Почти каждый вечер, когда с другой работой было покончено и фрау Шпигель садилась шить у печи, Людо с отцом устраивались рядом и вырезали фигурки гномов, серн и горных козлов. Летом эти фигурки можно было продать и заработать немного денег.
Надо признаться, деревянные фигурки Людо – если их не подправлял отец – были не слишком хороши.
«Ты никогда не станешь резчиком, – наставлял сына герр Шпигель, – если не заговоришь с теми, кого вырезаешь, и они не ответят тебе».
Людо не понимал, о чем толкует отец, потому что, хотя герр Шпигель определенно что-то бурчал себе под нос («Сам с собой толкует», – говорила мать, моргая за стеклами очков), мальчик ни разу не слышал, чтобы деревянные гномы и эльфы проронили в ответ хоть слово. Впрочем, когда герр Шпигель развешивал готовые вещицы по стенам до весны, они смотрелись на удивление живыми и даже немного себе на уме, словно задумали, когда семья уляжется спать, спрыгнуть и отправиться по своим делам. И хотя у фигурок Людо было по два глаза и рот, они выглядели деревяшки деревяшками и точно не собирались ничего затевать.
Людо старался изо всех сил, строгал и строгал, мечтая, что когда-нибудь ему доверят сделать что-нибудь действительно полезное, например стол или стулья. Однако с долотом и рубанком он управлялся на редкость неуклюже, и, после того как несколько раз порезался и испортил пару отличных деревяшек, ему запретили брать в руки инструменты. Лично я считаю, что Людо просто слишком старался и брался за работу, до которой не дорос. Однако герр Шпигель нетерпеливо тряс головой и вслух удивлялся, за что ему в сыновья достался такой недотепа. На что фрау Шпигель, поджав губы и делая аккуратные стежки, замечала, что не все рождаются умельцами и что даже от Людо иногда бывает прок. Бедный Людо только вздыхал и больше всего на свете хотел преуспеть хоть в чем-нибудь, чтобы стать опорой родителям. И тогда придет день, и деревенские скажут: «А сынок-то у Шпигелей вырос умником». Так говорили про Эмиля, сына булочника, про сына кузнеца Ханса и даже про Руди, приятеля Людо, который однажды умудрился заработать серебряную монету, показав королевским загонщикам, куда побежал олень. Но никто и никогда не говорил такого о Людо Шпигеле, который не учился в школе, а если что и умел делать хорошо, то всего лишь носить дрова и воду, кормить скотину, чистить стойла, точить инструменты, заваривать клей, мыть кисти, сортировать гвозди и подметать стружку. И Людо упрямо ковырял твердый сосновый корень (разумеется, лучшие заготовки предназначались для отца) и мечтал, что однажды станет настоящим резчиком и его работы не посрамят королевский дворец.
Пока же больше всего на свете, не считая резьбы, которая была лишь забавой, Людо любил ухаживать за домашней скотиной. Не за глупой коровой, и даже не за козами, которые были умные, но так и норовили злоупотребить его добротой: укусить или сбросить с шеи веревку и убежать, ищи их потом дотемна. Зато старому коню Ренти, которого мальчик знал всю жизнь, Людо был по-настоящему предан. Ренти был старше Людо. Семнадцать лет – солидный возраст для рабочей лошадки. Именно рабочей лошадкой и был Ренти. Чего он только не делал: вспахивал небольшое поле герра Шпигеля, стаскивал с горы бревна, волочил телеги с дровами и готовой мебелью. Четырнадцать лет конь верой и правдой служил хозяину, но в последние три года утратил былую живость. А однажды бревно придавило ему ногу. К счастью, кость не сломалась, но с того дня Ренти охромел. Возможно, летом придется взять другого коня, говорил герр Шпигель. Ни Людо, ни отец с матерью и словом не обмолвились о том, что ждет Ренти, но Людо понимал: двух коней отцу не прокормить. А значит, Ренти уведут и убьют. Каждый день, задав корм корове и козам, Людо приносил Ренти еду и усаживался рядом.
– С тобой-то мы всегда найдем о чем поговорить, – обращался к нему Людо, – и пусть я не слышу твоих ответов, я знаю, ты мне отвечаешь.
Старый Ренти довольно всхрапывал, уткнувшись мордой в сено, и конь с мальчиком прекрасно понимали друг друга.