Я оторвал шнурок, которым вчера привязал магнитофон и скрутил его. Она наблюдала за мной.
— Вы вчера взломали одну из дверей? — спросила она.
— Вон ту! Я показал на дверь за занавеской. Великолепно! А я-то сперва приняла вас за абсолютного болвана!
— Что ж, надеюсь, яте в следующий раз вы не будете так спешить с выводами, красавица.— Говоря это, я спрятал магнитофон в футляр.— Во избежание кривотолков, я больше не приду сюда, но буду регулярно звонить по телефону, чтобы знать, как продвигаются дела.
— Где вы будете жить? Здесь, в городе?
— Нет, в домике на озере. Так будет лучше. Сегодня У нас... четверг, не так ли?
Она кивнула.
— Итак, через неделю, в Хьюстоне? Вам удастся провернуть все за неделю?
— Да... А вы сможете к тому времени забрать пленку У вашего друга?
— Думаю, что да.
Я направился к двери, но остановился.
— Во всяком случае, я буду поддерживать с вами телефонную связь. Да, еще одно. Было бы неплохо, если бы вы немного успокоили Телланда. Иначе он сделает какую-нибудь большую глупость. Кроме того, советую вам не забывать, что, если со мной что-нибудь случится, электрического стула вам не миновать.
Она ничего не ответила. Я вышел из дома и сел в машину. Выезжая из города, я остановился у продовольственного магазина, чтобы купить всякую провизию и дюжину бутылок пива, рулон пленки, которой обертывают продукты. Кроме того, я приобрел двадцать пять килограммов льда. Завернув его в старое покрывало, я поехал к озеру.
Когда свернул на проселочную дорогу, не было еще и десяти часов. Проехав километров шесть, я углубился в небольшой сосновый лесок, росший на возвышенности, и вскоре заметил то, что уже давно искал,— дорожку, ведущую к моему дому.
Я свернул на нее, проехал какое-то расстояние и остановился. Вокруг — ни души. Лишь тихо шуршала под ногами сухая хвоя.
Вынув из кармана кассету, я тщательно обернул ее пленкой, чтобы не отсырела, заклеил липкой лентой и вышел из машины, захватив с собой маленькую лопатку.
Слева от машины я увидел старый пень, покрытый мхом. Осторожно вырыв около него ямку, опустил туда пакет с кассетой, утрамбовал землю и посыпал это место хвоей. Никто никогда не сможет найти этот пакет. После этого я снова сел в машину и направился к озеру.
Домик Джорджа прятался в глубине полянки, под сенью дубов. Я растопил печку, сжег копию письма и остатки бумаги для пишущей машинки, спрятал машинку и магнитофон в ящик и отнес их в машину.
После этого спустился к озеру и вымылся, потом убрал привезенные мной продукты, поел и растянулся на маленьком диване. Немного полежал, покуривая, а потом незаметно заснул.
До сих пор не знаю, что именно меня разбудило, но когда я открыл глаза, то увидел, что рядом со мной сидит Джулия Кеннон и смотрит на меня.
— Добрый день,— сказал я.
— Добрый день.
— Вы давно здесь?
— Несколько минут.
Кроме нее, в комнате никого не было. Перед домиком, около машины, которую я хорошо видел из окна, тоже никого.
— А где этот медведь?
— Какой медведь?
— Телланд.
— Не знаю.
Время уже перевалило за полдень, и на лужайку падали тени от деревьев. На миссис Кеннон была темная плиссированная юбка и белая шелковая блузка с длинными рукавами и широкими манжетами. На ногах — нейлоновые чулки и босоножки.
— Вы выглядите восхитительно!
Она ничего не ответила.
— Не обращайте внимания на мои слова,— продолжал я.— И не обижайтесь. Спросонок я могу ляпнуть всякое.
Она молча протянула мне сигареты. Закурили.
— Спасибо,— поблагодарил я.
— Вы очень примитивны,— сказала она.— И у вас на уме только одно.
Я приподнялся и оперся на локоть.
— А разве это плохо?
Она пожала плечами.
— О чем вы думаете? — спросил я через некоторое время.
— Ни о чем.
Она села на стул, подобрав юбку.
— Как насчет денег?
— Я позвонила маклеру в Хьюстон и объяснила ему, какие акции следует продать. Сумма, вырученная от продажи, будет положена в банк на мой счет во вторник.
— Вот и отлично. А встретимся в четверг утром. Договорились?
Она кивнула.
— Я буду в отеле «Рид».
— Одна?
— Разве это вас касается?
— Еще как! Мне совсем не хочется видеть там Телланда. Ведь мне придется возвращать вам кассету, а я отлично помню, какая участь постигла бедного Пурвиса.
— Да, вы все продумали...
— Я отлично понимаю, в какой нахожусь ситуации, так что давайте не будем больше об этом. И сделаем так. Телланд должен оставаться в своем магазине. Перед тем как приехать к вам, я позвоню ему по телефону. Если не услышу его голоса, я не покажусь.
— Против этого мне трудно что-либо возразить. Магнитофон будет с вами? Ведь мне надо прослушать плен-ку.
— Конечно! Вы отдадите мне деньги только после того, как убедитесь, что это именно та самая пленка.
— Договорились.— Несколько секунд она задумчиво . смотрела на меня.— Вы жестокий человек.
— Жить как-то надо.
— Вы далеко пойдете! Это ваш дебют? Я имею в виду шантаж.
— Это просто борьба за существование.
— Должна признаться, что боретесь вы мастерски.
— Спасибо за комплимент... Вы знаете, что у вас очень красивые ноги?
— А вам не кажется, что вы нагло себя ведете?
— Разве? Нет, я всего лишь бессовестный шантажист. Но зато в газетах до сих пор еще нет ваших фотографий.
Она посмотрела на меня своими темными глазами — долго и внимательно.
— Не пытайтесь острить. Вы ведь и на самом деле не чувствуете себя смущенным.
— Нет. Я же говорил вам, что я законченный подлец.
— Ну что ж, это по крайней мере честно.
— Мир — это джунгли. Вас вышвыривают туда совершенно голым, а лет этак через шестьдесят кладут в ящик. Поэтому каждый должен устраиваться, как может.
Она улыбнулась насмешливо.
— Смотрите-ка, а у вас и мысли появились, правда, в эмбриональном состоянии. Вы что нигилист?
— Сейчас это не модно. В нашу эпоху нет больше нигилистов.
— В самом деле? Вы удивляете меня! Никогда бы не подумала, что вам известно это слово!
— Встретил как-то в одном журнале.
— Правда, это не имеет значения.— Она пожала плечами. Ее пристальный взгляд скользил по мне — начиная с ботинок и кончая адамовым яблоком.— За интеллектуала вам все равно себя не выдать — не того полета птица!
Лицо ее было совершенно непроницаемым.
— Может быть, стаканчик пива? — предложил я.— Со льда?
— С удовольствием. Вы не поможете мне подняться? Эти высокие каблуки — сплошное мучение.
Я протянул ей руку и придержал, пока она не обрела окончательного равновесия.
— Благодарю вас! — сказала она, выпуская мою руку. В ее голосе послышались незнакомые мне нотки.
Она пошла к машине. Я удивленно проводил ее взглядом. Уж не думает ли она, что пиво пьют в машине?
— Мне нужно кое-что взять,— сказала она, увидев, что я наблюдаю за ней.— Конец недели я проведу у друзей в Далласе, вот и захватила самое необходимое...
— В такое время вы там просто изжаритесь на солнце.
— Да, там жарко. Но я ведь ненадолго.
Солнце садилось. Оно уже успело скрыться за верхушками деревьев, окаймлявших лужайку, и лучи его, проникавшие сквозь ветви, освещали Джулию Кеннон розоватым светом. Она что-то взяла из коробки, лежавшей на полу машины, но что именно, я не смог увидеть. Теплые лучи заходящего солнца играли в ее черных волосах.
— Вы, кажется, собирались угостить меня пивом?
— Угу!
Мы прошли на веранду.
— Устраивайтесь поудобнее,— сказал я.—Сейчас я переоденусь и притащу пару бутылок.
Я прошел в дом и снял шорты, заменив их фланелевыми брюками. Когда я зашнуровывал ботинки, вошла Джулия. Облокотившись на косяк двери, она стала рассматривать убранство комнаты — кровать, стол, охотничью одежду, висевшую на стене.
— Очень мило,— с интересом сказала она.— Выглядит, правда, немного необычно, но зато сразу чувствуется, что живет здесь мужчина.
Бросив шорты на стул, я подошел к ней. Она даже не шевельнулась. В одной руке у нее дымилась сигарета, другой она держалась за косяк.
Я взглянул на нее.
—: Вам . предстоит долгий путь. До Далласа ведь не близко.
— Да, конечно,— машинально ответила она, откидывая голову назад. Потом вдруг положила мне руку на плечо.