— Без рубашки... Все, как должно быть...
Я промолчал.
— Мышцы твердые, как камень...
— Правда?
Она задумчиво посмотрела на свою золотую запонку.
Рука соскользнула с моего плеча, сигарета упала на пол. Но она, казалось, не замечала этого.
— Вы уронили сигарету.
— Да, правда...
Она медленно раздавила ее босоножкой и подняла на меня глаза:
— Я уже накурилась. С меня достаточно...
Глава 12
В комнате темно.
Джулия тихонько отодвинулась от меня, потом села на кровати и стала шарить на ночном столике, ища сигареты. Пламя зажигалки на мгновение осветило нагое тело, но ее, казалось, это совсем не смутило. Когда речь шла об удовольствиях, она не останавливалась ни перед чем.
— Да...— протяжно сказала она, все еще тяжело дыша.
Зажигалка замерла перед сигаретой.
— В чем дело? — поинтересовался я.
— Мне надо забыть о том, что привело меня сюда.
— Это будет очень печаль...
Она слегка повернула голову и улыбнулась мне в свете зажигалки. Улыбка была насмешливой, лишенной всякой нежности. Женщины часто так улыбаются, когда их желания полностью удовлетворены.
— А я вам кое-что привезла...
— Шутите?
— Нет, не шучу.— Она наконец прикурила и убрала зажигалку.— Посмотрите на столе в другой комнате.
— Что же там такое?
Я вспомнил, что она вынимала из машины какой-то пакетик.
— Конверт с деньгами.
— С деньгами?
— Ну да. Я не так чувствительна в этом отношении, как вы думаете.
— Сколько там?
— Вот это уже на вас похоже. Вы очень любите деньги!
— Ай, бросьте! Так сколько же там?
— Восемь тысяч.
— Почему такая сумма?
— Первый взнос в счет тех ста тысяч. Вам что, не нравится? Случилось так, что эта сумма оказалась у меня под рукой, а поскольку платить все равно придется...
— Как вы спокойно обо всем этом говорите...
— Спокойно? Возможно... Но я уже примирилась с тем, что мне придется выплатить вам сто тысяч. Только не поймите меня превратно: если бы вы оставили хоть малейшую лазейку, вы не получили бы ни пенса. Но вы слишком хорошо подстраховались. Так зачем бороться без толку.
— А чем вы объясните ваше присутствие в моей постели? Только не думайте, что я этим недоволен! Но все это несколько странно.
— Неужели женщины все еще продолжают вас удивлять? Это в вашем-то возрасте!
— А если учесть, что я не очень догадлив?
— Просто вы меня заинтересовали...
— Удивительно!
— Вы очень оригинальны. У вас есть смелость, воображение. А нравственных устоев не больше, чем у кобры... Я не люблю скучных мужчин.
— В таком случае вы меня здорово полюбите.
— А вы самоуверенны. Я не произносила слова «любовь». Я сказала, что вы меня интересуете.
— Чудесно!
Я встал и прошел в другую комнату. Чиркнул спичкой и увидел на столике большой конверт. В нем действительно лежала пачка банкнот по пятьдесят долларов и много других банкнот разного достоинства. У меня горели пальцы. Я пытался представить себе, какое место займут сто тысяч, если восемь тысяч представляют собой такую объемистую пачку. Наконец, вернулся с пакетом в спальню и положил его на ночной столик. Часть денег упала на табурет. Я снова зажег спичку и посмотрел на Джулию Кеннон.
— Что случилось? — спросила она.
— Какая чудесная картина! Обнаженная красавица з окружении тысяч долларов!
— А вы, оказывается, сентиментальны,— с насмешкой сказала она.
— Угу! Живу только ради красоты!
— И в то же время страшно практичны. Ваш идеал — хорошо прожаренный бифштекс и бутылочка дешевого виски.
— Виски я вообще не пью.
Спичка догорела, и я ее выбросил. Потом присел на край кровати, зажег следующую, чтобы прикурить сигарету.
— Знаете, чем вы меня заинтересовали?
— Нет.
— В вас одновременно живут два человека — примитив и интеллектуал. Ваши поступки довольно примитивны, но, когда вы проводите кампанию по удовлетворению своих примитивных потребностей, вы проявляете много изобретательности.
— Вполне с вами согласен. Можете написать обо мне книгу.
— Короче говоря, вы — великолепный экземпляр породистого животного.
Спичка догорела, но перед моими глазами все еще стояла эта куча денег.
— Вы просто берете все, до чего можете дотянуться.
— Конечно, конечно...
— Но мне кажется, что у нас с вами есть что-то общее, причем гораздо больше, чем вы можете предположить.
«Ох уж эти женщины,— вздохнул я про себя.— Вечно они о чем-то думают. За исключением тех минут, когда спят или лежат в объятиях мужчины. Они охотно задирают перед вами ноги, но потом обязательно должны проанализировать свой поступок. Даже в тех случаях, когда мужчина им нравится. Для них самое главное — добиться своего, а каким образом этого достигнуть — совершенно безразлично...»
Придя к этому выводу, я снова сжал ее в объятиях, закрыл рот поцелуем и заставил тем самым покончить с разглагольствованием.
Она подчинилась мне даже с большей охотой, чем я мог предположить.
Весь следующий день мы провели на озере. Она, правда, не привезла с собой купального костюма, но это ее ничуть не волновало.
После обеда мы сидели на веранде. В светлых шортах и открытом пуловере она выглядела чрезвычайно соблазнительно, хотя, надо сказать, я был уже порядком утомлен любовными утехами, продолжавшимися почти беспрерывно около суток.
— Вы очаровательный маленький бесенок! — сказал я.
Она лениво улыбнулась и, вытянув ногу, полюбовалась своим красным педикюром.
— Тысяча благодарностей, Сирано, но вы меня не можете испортить своими комплиментами.
— А как же Телланд? — спросил я.
— Что — Телланд?
— Он думает, что вы в Далласе?
— Наверное. Но какое это имеет значение?
— Никакого. Если не считать, что он может получить нервный шок, если узнает, где вы на самом деле.
— Ба! Он ничего не сможет сделать.
— Конечно... Если будет держать себя в руках. Но он не такой выдержанный, как вы. Он легко может потерять голову... Так зачем же доводить его до крайностей?
Она рассмеялась.
— Вот они, эти нежные слова, которые я так надеялась услышать от любимого человека...
— Просто хотел сказать, что наша история и так довольно сложна, и не будем примешивать в нее еще и счеты личного порядка. Мне совсем не хочется, чтобы Телланд застал нас здесь вместе.
— Я ему не принадлежу.
— Не сказал бы этого,— усмехнулся я, вспомнив Пурвиса.— Вы не собираетесь за него замуж?
— Не знаю еще.
— Он что, успел поднадоесть вам?
Она оперлась на локти и задумчиво посмотрела на меня.
— В настоящее время он ведет себя довольно странно. Такое впечатление, что он немного не в себе. Возможно, что вы меня больше устраиваете, чем он.
— Да, да, конечно! Будем любить друг друга до изнеможения, но давайте не забывать о деле, договорились?
Забыть о нем можно будет только тогда, когда я получу все, что мне причитается. Дело это срочное, и я не хочу, чтобы нервы и ревность помешали довести его до конца. Ведь достаточно одного неверного хода — и полицейские сразу начнут крутиться около нее, как коты вокруг продавца рыбы.
— Вы уже ищете повод отделаться от меня? — холодно спросила она,
— Нет, конечно нет! Но я пытаюсь быть благоразумным.
— Ну и будьте им сколько хотите! А я останусь здесь!
— Пожалуйста, пожалуйста! От этого ничего не изменится.
— Во всяком случае, должна же я была уехать куда-нибудь на уик-энд,— с улыбкой проговорила она.— А здесь мне очень нравится.
— Очень приятно это слышать.
Она расхохоталась, и я сдался. У женщин всегда отсутствует логика.
Но, с другой стороны, если здраво поразмыслить, зачем Телланду здесь появляться? Как он может догадаться, что она здесь? Это все мои нервы. Ведь мне еще никогда не приходилось заниматься такими делами.
«Успокойся и не упусти момент,— сказал я себе.— И все будет в порядке».
Этот разговор произошел в пятницу, во второй половине дня. А в субботу утром, в десять часов, когда мы сидели в комнате и пили кофе, в дверях внезапно выросла фигура Телланда. В правой руке он держал пистолет и, судя по всему, был настроен весьма и весьма агрессивно...