XX. На пути к трону
Во дворце царевны Елизаветы Петровны царили уныние и растерянность. Еще с утра царевну расстроила правительница Анна Леопольдовна. Опять произошел неприятный разговор, полный каких-то туманных намеков, неясных укоров.
– Во всяком случае, – закончила Анна Леопольдовна неприятную сцену, – помните, ваше высочество, что дальше так дело не пойдет. У всякого терпения есть границы!
И в тоне правительницы было нечто такое, что заставило Елизавету Петровну почувствовать серьезную опасность.
Царевна вернулась к себе во дворец, но тут ее поджидал вконец расстроенный Лесток. Он получил самые неопровержимые сведения, что его собираются арестовать.
– Давно уже хотят, вы сами это знаете, – волновался он. – Если бы не Каин, быть бы бычку на веревочке! Да и нам несдобровать бы. Ну а теперь дело нешуточное. Боже мой, боже мой! Чем я заслужил такой конец? Вот служи после этого нерешительным принцессам!
Царевна, и без того расстроенная, отмахнулась от него. Лесток отправился к Шетарди, но вернулся от него еще более перепуганным: посол тоже получил какие-то сведения и велел передать царевне, что если она в самом непродолжительном времени не рискнет, то все будет потеряно, первого января ждать нельзя, до этого им всем не сносить головы!
Не успел кончить Лесток, как влетел запыхавшийся Грюнштейн. Он сообщил следующее: гренадерская рота Преображенского полка (наиболее преданная Елизавете Петровне) получила вернейшие сведения, что ее собираются двинуть против шведов; гренадеры волнуются и прислали его сказать, что если царевна не решится повести их, то им придется действовать одним ее именем, что может окончиться печально для всех.
Получив это неожиданное подкрепление, Лесток с удвоенной энергией напал на цесаревну. Он молил, плакал, доказывал, убеждал, однако Елизавета Петровна по-прежнему отделывалась туманными увертками. Наконец, Лестоку удалось несколько поколебать царевну юмористическим по виду, но глубоко верным по существу доводом.
– Да как вы не понимаете, – воскликнул он в полном отчаянии, – что под кнутом я скажу все и погублю всех вас!
Елизавета Петровна знала, насколько труслив и физически невынослив Лесток, и этот довод поколебал ее.
– Хорошо, – сказала она, подумав, – пусть сегодня часам к десяти соберутся все наши! Пусть и Грюнштейн приведет кое-кого из своих! Мы обсудим положение и… если это необходимо, завтра же будем действовать!
К десяти часам вечера во дворец собрались все близкие царевне люди. Из французского посольства пришла одна Жанна. Грюнштейн привел семерых из своих наиболее решительных товарищей. Кроме того, на совещании присутствовали: Разумовский, Петр, Александр и Иван Шуваловы, Михаил Воронцов, принц Гессен-Гомбургский с супругой, Василий Салтыков, Скавронские и Гендрикова.
Лесток и Жанна изложили присутствующим все то, что им удалось узнать; Грюнштейн сообщил об угрозе, нависшей над преображенцами. Но не успел кто-либо высказаться по этому поводу, как дверь распахнулась, и в комнату вбежал капитан Ханыков.
– Ханыков! Где ты пропадал? – воскликнула цесаревна.
– Я был предательски арестован, ваше высочество, и спасся каким-то чудом перед самой пыткой. Рассказывать об этом долго, а терять времени нельзя. Ваше высочество! Вы должны сегодня же рискнуть на все. Сегодня поздно ночью Преображенский полк будет мелкими частями выведен из города, завтра арестуют всех вас. Правительство в точности осведомлено о готовящемся заговоре. Если сегодня же не произвести замышленного, то завтра будет уже поздно!
Все повскакивали с мест. Отвечая на расспросы, Ханыков рассказал в общих чертах, каким образом ему удалось бежать и кто сообщил ему все сведения о замыслах правительницы.
Лесток, бледный, с трясущимися от страха, посеревшими губами, подошел к царевне и сказал:
– Ваше высочество! Момент действовать настал! Неужели вы погубите всех нас, которые всем жертвовали и рисковали за вас? Сегодня или никогда!