Карл немного потупился, но Людовик продолжал говорить. Все еще ворча, герцог колебался, чувствуя себя неловко. Наконец, не найдя веских аргументов против отъезда государя, он согласился отпустить его. Затем, внезапно охваченный раскаянием, он настоял на том, чтобы Перонский договор — документ значительного объема — был зачитан перед королем полностью, чтобы он мог, если захочет, изъять или добавить любую статью, которая ему понравится — и все это сопровождалось бормотанием извинений за то, что он притащил его в Льеж. Но Людовик заверил Карла, что не желает менять ни одного слова в договоре, а его единственным желанием было как можно скорее добиться его регистрации в Парламенте.
Однако герцог не мог согласиться с тем, что все должно остаться как есть. В этом случае, сказал он, ему самому есть что добавить: он хочет, чтобы король вернул сеньору дю Ло, Понсе де Ривьеру и сеньору д'Юрфе все земли, которых они были лишены. Но даже в этот напряженный момент Людовик не мог принять такую просьбу. Поэтому он ответил, что с радостью согласится на эту просьбу при условии, что в договор будет добавлен аналогичный пункт в пользу графа де Невера и братьев Крой (чьи поместья Карл конфисковал). Герцог Бургундский хранил молчание.
Теперь король мог свободно уехать.
2 ноября, когда он покидал Льеж, Карл Бургундский все еще был рядом с ним. Они оба провели ночь в деревне недалеко от Намюра. Герцог настаивал на том, чтобы оказать честь своему государю и сопровождать его до границ его владений; но Людовик сумел отговорить его, заявив, что его брат Бургундский оказал ему достаточно чести и что он прекрасно знает, что важные дела требуют его внимания в другом месте. Однако только на следующий день после обеда он распрощался с герцогом. Больше он никогда не видел Карла, герцога Бургундского.
На следующее утро, под проливным дождем, король отправился в путь с небольшим эскортом, включавшим двух бургундских дворян. Несмотря на плохую погоду, он успешно продвигался вперед, преодолевая каждый день по сорок и более миль, останавливаясь в деревнях только для того, чтобы поспать и поесть. Обогнув Арденны, он прибыл на территорию Франции 5 или 6 ноября. Затем он пересек Шампань и в окрестностях Лаона отправился в церковь Нотр-Дам-де-ла-Жуа, где на алтаре Девы Марии перед двумя представителями бургундской знати он еще раз пообещал соблюдать Перонский договор.
12 ноября король прибыл в Нуайон, где провел следующий день совещаясь со своим Советом, наводя порядок в государственных делах, которые все это время оставались в подвешенном состоянии. 14 ноября в Компьене Людовик поручил Жану Ла Балю позаботиться о регистрации Перонского договора и разъяснить его статьи Совету тридцати шести, Королевскому Совету, генералам финансов, офицерам Счетной палаты и членам Парламента. Вскоре он узнал, что его отсутствие причинило страдания многим его подданным, что не говорит о его мудрости, но свидетельствует о том, что в целом его народ был к нему привязан[91].
Людовик оставался за пределами Парижа, проводя несколько дней то здесь, то там, и занимаясь различными делами. Он опасался, что жители столицы дадут волю своим антибургундским чувствам; с другой стороны, он не особенно стремился подвергать себя сарказму с их стороны. Парижане всегда были неизменно преданы ему, но он знал, что они обладают грозным мятежным духом. Как только появилась уверенность, что король цел и невредим, начали распространяться всевозможные памфлеты, и даже птицы, казалось, могли бы сказать о нем пару слов[92].
Людовик снова отправился в Орлеан и долину Луары. Он попросил нового миланского посла, Сфорца ди Беттини, поведать своему господину о счастливом исходе его предприятия и сообщить ему, что "находясь в истинном мире и спокойствии, мы думаем только о том, чтобы жить счастливо и наслаждаться хорошей пищей".
Вот так и получилось, что хитрой лисе удалось сбежать из волчьего логова.
18. Бове
Но король не мог проиграть, не вырвав несколько цветков из крапивы невзгод. В самый момент своего отъезда от герцога Бургундского Людовик XI с нарочитой небрежностью задал вопрос:
Если вдруг мой брат находящийся в Бретани не будет удовлетворен апанажем [то есть Шампанью], который я даю ему из любви к вам, как вы к этому отнесетесь?
На что Карл осторожно ответил:
Если он не захочет это принимать и вы можете удовлетворить его другим способом, я оставляю это вам двоим.
91
Когда король объявил о подписании договора, эта новость вызвала взрыв радости в Париже, Амьене и других городах. Начали звонить церковные колокола, священники проводили процессии и пели
В городе Орийак, где у герцога Немурского было несколько сторонников, один торговец отличился тем, что кричал на улицах: "Идите и проведайте своего короля! Он мертв или в плену!" Сам герцог Немурский, узнав, что король находится в плену у бургундцев, послал гонцов в Перон, чтобы получить свою долю добычи. По возвращении, когда ему сказали, что король, теперь свободен и возвращается во Францию, Жак д'Арманьяк воскликнул: "Что это такое? Неужели дьявол сохранил ему жизнь? Неужели мы никогда не увидим конца нашим бедам?"
92
В субботу 19 ноября королевские глашатаи обнародовали на площадях столицы мир, подписанный королем и герцогом Бургундским. В тот же день было провозглашено, что никто не должен говорить ничего "в укор этому господину [Карлу Бургундскому], будь то устно, письменно, знаками, картинами, рондо, балладами, виршами, клеветническими пасквилями, шансон де жест или иным образом". Еще 19 числа королевские комиссары взяли на себя ответственность собрать всех "сорокопутов, соек, сов в клетках или содержащихся иным образом" в Париже и доставить их к королю, который записал имена их владельцев и слова, которым этих птиц научили говорить (например, "Вор! Мерзавец! Сын шлюхи! Бей его! Перретта, налей мне выпить!").