Людовик XI

На юге Франции, который раньше делили между собой полунезависимые бароны, больше не было ни одного принца, который бы мог бросить вызов королевской власти. Графство Арманьяк было присоединено к королевскому домену, сеньор д'Альбре был верным слугой короны, а что касается вдовствующей графини де Фуа, то она управляла владениями своего сына в полном согласии со своим братом-королем. Наконец, и герцогиня Савойская безропотно подчинилась воле Людовика.

В пределах королевства только Иоанн, герцог Бурбонский, все еще обладал значительной территориальной властью. В 1465 году, в конце Войны за общественное благо, Людовик ценой огромных жертв склонил его на свою сторону, и в течение десяти лет Иоанн оставался на стороне короля. Однако в 1474 году, несомненно, устав служить слишком требовательному королю, герцог удалился в свои обширные владения.

Чтобы укрепить свою власть за счет феодальных амбиций своего вассала, король нашел подходящего слугу в лице Жана де Дуа, человека незнатного происхождения и состояния из Бурбонне. Как и многие другие, он смог найти себе место в новом мире Людовика XI, где "карьера была открыта для талантов". Он так ревностно и умело обеспечивал торжество королевского правосудия во владениях герцога Бурбонского, что после продвижения его на высокий пост король сделал его одним из своих приближенных и включил в круг своих личных советников[141].

При Людовике XI функции правительственных органов выросли до масштабов, доселе во Франции невиданных, а расходы на содержание государственного аппарата, несмотря на простоту королевского двора, росли вместе с ним. Вся сеть, составлявшая его чудесную разведывательную службу, то есть дипломаты, частные сыщики, секретные агенты, иностранные чиновники, находившиеся на его содержании, охватывала не только территорию королевства, но и всю остальную Европу[142]. Никто, даже итальянцы, не понимал лучше Людовика важность точной информации для успешного осуществления внешней политики. Более того, Людовик тратил значительные суммы, чтобы склонить своих врагов на свою сторону, так каждый год из Франции уходило большое количество золота для выплаты английских пенсий. Но король справедливо считал, что эти расходы гораздо меньше, чем могли бы быть в случае вражеского вторжения или феодального мятежа.

Кроме того, существовали щедрые субсидии, предоставляемые королем своим главным офицерам, против которых один хронист осмелился протестовать не потому, что расходы были слишком высоки, а потому, что получатели субсидий были "ничтожными" людьми. Многие из них, правда, обогащались за счет государственного бюджета, и, хотя король благосклонно смотрел на своих людей, получавших большие взятки от богачей, он, казалось, не замечал коррупции, которая творилась вокруг него. Однако слуги Людовика были, вероятно, не хуже, чем слуги его предшественников или преемников, и если они и зарабатывали много денег, то им и трудиться приходилось не мало. Жан Бурре построил себе прекрасные замки, такие как Ланже, но у него было мало времени, чтобы насладиться жизнью в них, Филипп де Коммин редко посещал принципат Тальмон, который ему подарил король, а Жан де Дуа если и занимался поборами, то только не с бедняков. Деньги и энергию своего народа король также использовал для восстановления городов своего королевства, стены и башни которых часто находились в плачевном состоянии, когда он вступил на трон. Теперь же Людовик был занят созданием новой военной машины: он увеличил 1.500 кавалерийских копий, доставшихся ему от отца, до 4.500, кроме того, путем полной реорганизации пехоты он заменил большинство зачастую не обученных вольных стрелков ротами пикинеров, набранных как из местных, так и из швейцарских наемников, создал инженерные войска и высокоэффективный артиллерийский корпус.

Такое расширение штата государственных структур закономерно привело к увеличению налогов. Поэтому Людовик XI провел налоговые реформы, в том числе разрешил некоторым территориям самим собирать налоги с продаж — эды (aides), а также облегчил налоговое бремя крупных городов в обмен на различные финансовые и другие взносы. Однако короля мало интересовало управление финансами, поэтому он предоставил своим офицерам самим находить необходимые деньги и при необходимости даже из "шкатулки чародея".

141

Возможно, потому, что его отец был мелким королевским офицером в те времена, когда людям такого статуса часто было трудно жить в баронских владениях, Жан де Дуа с ранних лет проявил себя как верный сторонник Людовика XI. Во время кампании, которую последний предпринял в Бурбонне весной 1465 года, он оказал ценные услуги королевской артиллерии. Король не забыл его, и на следующий год в благодарность за преданность вызвал его из Кюссе, где он родился, к себе на службу в качестве камердинера. В 1477 году его ум и верность показали, что он способен склонить герцога Бурбонского к авторитету королевского правосудия. Назначенный бальи и капитаном Кюссе, Дуа фактически стал представителем Людовика в Бурбонне. Он так умело приводил в повиновение служителей правосудия и чиновников герцога Бурбонского, что король вскоре сделал его "камергером-советником", бароном де Монреаль и губернатором Оверни. В 1480 году, в результате расследований и судебных тяжб организованных де Дуа, главные офицеры герцога были вызваны в Парижский Парламент для ответа на внушительный ряд обвинений (их обвиняли, в частности, в выдаче грамот о помиловании, организации ярмарок, чеканке денег, принуждении людей к отказу от подписанных королем охранных грамот и ведении судебных процессов, касающихся имущества соборных церквей). По этому случаю король обратился к Парламенту с суровым предупреждением: "У нас нет ни малейшего желания лишать их прав во владениях, которыми пользовались покойный герцог Карл Бурбонский и наш очень дорогой и любимый брат, нынешний герцог, во время царствования нашего покойного повелителя и отца. Однако мы не желаем, чтобы нам мешали пользоваться правами на этих территориях, которыми владел наш отец на момент его смерти, равно как и не желаем, чтобы нынешний герцог пользовался дополнительными правами. Поэтому вы должны действовать именно так, и не допускайте никаких промахов. Если вы поступите иначе, мы все отменим, ибо мы решили, что дело останется в силе". Процесс длился год, по окончании которого герцогские офицеры были все же освобождены. Однако Парламент постановил, что их действия явно посягали на королевскую власть, и подтвердил принцип, согласно которому все правосудие исходит от короля. Кроме того, Людовик приказал проводить во владениях герцога специальные судебные заседания — Великие дни (Grands Jours). Парламент также выдвинул определенные обвинения против Жоффруа Эбера, ученого епископа Кутанса, близкого советника герцога Бурбонского, которого обвинили в занятиях некромантией для осуществления планов герцога. Брошенный по приговору Парламента в тюрьму, он был освобожден через пять месяцев по приказу Людовика XI. Когда архиепископ Тура осмелился протестовать против подобного обращения с прелатом, король ответил: "Что касается монсеньёра епископа Кутанса, который был арестован в Париже, передайте монсеньёру архиепископу Тура, что это было сделано по справедливости, и что если бы я не приказал его освободить, он был бы сварен в котле. Он вызывал демонов на греческом, латинском и французском языках и таким образом служил монсеньёру герцогу Бурбонскому, и он сделал для него больше, чем тот хотел бы". Нет сомнений, что демоны, о которых думал Людовик, были демонами феодализма, поскольку он сам с удовольствием консультировался с астрологами, как и герцоги Бурбонский, Бретонский и покойный герцог Немурский.

Жан де Дуа вернулся к работе с прежним рвением и на этот раз обосновался в Клермоне, в оверньских владениях герцога Бурбонского. На протяжении веков жители этого города боролись за свои права против епископа, которым в то время был брат герцога, Карл, архиепископ Лиона. Убедив их обратиться к королю с просьбой о выдаче хартии, которая возвела бы их город в ранг муниципалитета (хартия вскоре была выдана) Жан де Дуа занялся укреплением правосудия, развитием торговли и, наконец, созданием университета. Когда зимой 1480–1481 годов голод и чума поразили Клермон, он покинул двор и поспешил на помощь городу, расширяя больницы, раздавая милостыню и обеспечивая поставки пшеницы. Однако вскоре Людовик захотел иметь этого верного слугу при себе и отозвал де Дуа ко двору, где тот стал одним из его главных советников. Когда король умер, де Дуа пришлось дорого заплатить за свои прошлые заслуги. Арестованный герцогом Бурбонским, он был приговорен к показательному наказанию: лишенный всего имущества, он был изгнан из королевства после порки, отрезания уха и протыкания языка раскаленным железом. Однако Жан де Дуа прожил достаточно долго, чтобы поступить на службу к сыну Людовика XI и отличиться в кампании, предпринятой Карлом VIII в Италии. Он провел французскую артиллерию через Альпы, не потеряв ни одного орудия, и погиб во время переговоров о капитуляции небольшого городка в Неаполитанском королевстве.

142

В конце 1470-х годов для ускорения передачи сообщений Людовик XI ввел новую почтовую систему, учредив вдоль главных дорог Франции, через регулярные интервалы, конные эстафеты.