Прикрываясь проповедованием добродетели и борьбой с грехом, монахи, особенно нищенствующих орденов, часто безжалостно бичевали пороки своего времени, несправедливость и злоупотребления, продажность власть предержащих. Их ежедневные проповеди увлекали и распаляли многочисленные, быстро возбуждающиеся толпы, одержимые праведным гневом. Ораторы находили убежище за стенами монастырей, куда королевские приставы не могли попасть, не вызвав бурного возмущения. Королю приходилось нелегко, наталкиваясь на вольности Церкви и Университета, на невозможность нарушить старинные традиции неприкосновенности, на множество территориальных анклавов и частных, ревниво охраняемых юрисдикций. А кроме того — на простой народ, толпы мужчин и женщин, подзадориваемых красноречивыми призывами покарать изменников и еретиков. Многие считали этих проповедников святыми, устами которых говорил Господь. 26 мая 1478 года, во времена бургундских войн, на улицах Парижа провозгласили под звуки труб, что отныне, под страхом сурового наказания, запрещено кому бы то ни было, к какому бы сословию он ни принадлежал, проводить собрания в городе без дозволения на то короля или назначенного им судьи. Это было сделано, чтобы положить конец проповедям кордельера Антуана Фрадена, который целыми днями порицал пороки, а затем обращал в истинную веру женщин, «отдававшихся наслаждению мужчин», говорил о королевском правосудии, обличал дурных советников, недостойных слуг, в которых вселился дьявол и которых король должен прогнать, «ибо ежели он не выставит их вон, они погубят его самого и королевство в придачу». Людовик XI известил его через Оливье ле Дена, что он не должен более проповедовать. Но монах снискал поклонение и поддержку многочисленных сторонников, особенно женщин, которые, боясь, как бы судебные приставы его не арестовали или «не причинили ему какого зла», целыми толпами дежурили денно и нощно в монастыре кордельеров, вооружившись камнями, ножами и прочими орудиями. Король снова велел провозгласить: запрещено толпиться в монастыре и приказал мужьям запретить своим женам туда ходить. Бесполезно. Запрет вызвал недовольство, а когда Антуана-проповедника навсегда изгнали из королевства, приказав уехать на следующий же день, раздались возмущенные крики. Поклонники долго провожали его по дороге.
Тогда король отдал приказ, чтобы на каждом перекрестке в городе дежурил местный нотабль, который заговаривал бы с прохожими, чтобы знать, кто они такие и куда направляются.
3. Неотступные мысли о заговоре
Когда с Лигой общественного блага было покончено, герцог Бретонский и его ближайшие советники не смирились и продолжали интриговать, заключать союзы. Король явно опасался бретонцев. Состоявшие в союзе с его братом Карлом во время нормандских походов, а потом его правления в Гиени, они после его смерти приняли к себе и осыпали благодеяниями нескольких высших чиновников, которых Людовик хотел арестовать. Так что даже через двадцать и более лет после Монлери их все еще держали на подозрении. Летом 1477 года, когда можно было опасаться нападения со стороны бургундцев или англичан, король приказал укрепить стены городов на севере и востоке королевства. Узнав, что в Реймсе не было предпринято ничего серьезного, он тотчас настрочил письмо горожанам и крестьянам, чтобы выразить им свое неудовольствие и потребовать принятия неотложных мер. В беспорядке и саботаже он обвинял бретонцев, которые, переметнувшись на сторону врага, надеялись оставить город без защиты: «Вам ведомо об изменах, бунтах и злодеяниях, учиненных герцогом и иже с ним». Главная вина была возложена на архиепископа Пьера де Ла-валя, бретонца, бросившего в тюрьму Раулена Кошинара со товарищи, которым было поручено надзирать за проведением работ. Людовик приказал тотчас освободить узников, отремонтировать и надстроить стены и отныне не принимать ни на какую должность ни одного человека из свиты архиепископа и вообще ни одного бретонца. Все эти люди должны быть отстранены от должностей и отправлены восвояси. Что же до Пьера де Лаваля, пусть припомнит свои прежние прегрешения: «Вам должно быть довольно мятежа, поднятого вами, когда мы получили корону», только попробуйте продолжать в том же духе — вы дорого за это заплатите.