— Вижу!
— Когда Лорен придет к вам, то подайте из окна условный знак белым платком, на который вам ответят из башни таким же знаком. Тогда отправляйтесь к аббату и прикажите ему от моего имени надеть на себя полное облачение. Затем начнется настоящая комедия. Но пока никому ни слова!.. Прощайте!
Принц улыбнулся и вышел в сопровождении своей свиты.
Озадаченный Мольер подошел к окну и увидел, как принц и все его кавалеры сели на лошадей и поскакали в Безьер. Тысячи мыслей теснились в голове Мольера, но ни одна не объясняла ему загадочные слова принца.
Прошел час, нигде не было слышно ни малейшего движения. Скука начала одолевать Мольера. Вдруг раздались торопливые шаги, дверь отворилась, вбежал Лорен.
— Пора, пора! Он уже у нее!..
Мольер бросился к окну и начал махать платком. Из башни тотчас же ответили. Тогда он поспешил в комнату аббата.
— Скорей, отец Даниель, вставайте! Его высочество приказал вам немедленно облачиться. Поторопитесь!
— Зачем это?.. Ведь принц уехал…
— Ну, отец Даниель, наше дело не рассуждать, а слушаться. Дело идет о какой-то комедии, но я и сам не знаю, в чем она заключается.
— Кальвимон играет тут роль?
— Я подозреваю, что да!
— О! В таком случае я уже готов!
Аббат схватил свое облачение и через несколько секунд был совершенно одет.
Прошло добрых полчаса. Они вышли из комнаты и остановились в коридоре, который вел в покои Кальвимон, и стали внимательно прислушиваться. Все было тихо.
Вдруг из комнаты Кальвимон донесся ужасный крик.
— Это ее голос! — прошептал аббат.
Вслед за тем в коридор поспешно вошел кавалер Гурвиль. Увидев аббата и Мольера, он пригласил их следовать за собой. Пройдя несколько комнат, они очутились в будуаре Кальвимон, где их взорам представилась самая удивительная сцена. На диване сидела Флоранс, закрыв лицо руками, и страшно рыдала, около нее находился Лагранж, бледный и трепещущий, а посреди комнаты стоял принц с Фаврасом и герцогом де Гишем.
— А, отец Даниель, мы вас ждем, а также и вас, Мольер, вы будете свидетелем. Не думайте, сударыня, — обратился он к Кальвимон, — что меня оскорбляет или огорчает открытие вашей измены. Как одно, так и другое сделало бы вам слишком много чести. Я уже давно знаю об этой унизительной интриге и выжидал только, чтобы она достигла того апогея своего развития, которым мы имеем случай только что восхищаться.
— О, монсеньор, это жестоко!.. — рыдала дама.
— Вот Мольер может подтвердить, что я с самого начала предвидел эту развязку и преднамеренно давал вам полную свободу действий, потому что, признаюсь, что давно уже хотел расторгнуть нашу связь. Господин аббат, соедините эту пару церковным благословением. Мы все будем свидетелями бракосочетания госпожи Кальвимон с господином Лагранжем!
— О, никогда, — воскликнула Флоранс, ломая руки, — я никогда не буду женой комедианта!..
— Я также не хочу жениться, — воскликнул Лагранж. — Эта дама кокетничала со мной!
— Как вам будет угодно, — возразил принц ледяным тоном. — Но предупреждаю, что вам остается только два исхода: или вы должны жениться и тогда получите пять тысяч луидоров, которые я даю в приданое мадам, или я немедленно прикажу позвать полицию, и вы оба будете взяты под арест.
— Боже! Какой позор! — вопила Флоранс. — Я на все согласна, только не заставляйте меня испытать еще новое унижение!
— Ну-с, что вы скажете, благородный трагик? — обратился принц к Лагранжу.
— Ваше высочество не шутя предполагаете выдать ей пять тысяч луидоров? — спросил он плачущим голосом.
— На другой же день после вашей свадьбы вы будете иметь удовольствие забавляться луидорами, если только супруга ваша дозволит это занятие, потому что деньги будут принадлежать исключительно ей.
— Господин аббат! Так… согласен жениться на ней!.. — пробормотал обезоруженный Сид и протянул Флоранс руку.
Не поднимая заплаканных глаз, красавица приняла протянутую руку, и оба подошли к аббату.
— Вот вам два кольца, — обратился принц к аббату, снимая с руки два солитера. — Я желаю, чтобы благородная пара получила их в память об этой торжественной минуте. На сегодня, — продолжал принц, — эти комнаты останутся в распоряжении счастливой четы, но завтра же вы должны будете переехать за мой счет в Безьер. Вы, сударыня, можете взять с собой всю эту мебель. А вам, Лагранж, советую в другой раз не посягать на спокойствие женщин. Теперь прощайте!
Принц ушел с Фаврасом и де Гишем.
— Утешься, старый дружище! — обратился Мольер к Ла-гранжу. — Уж такова, видно, была твоя судьба. Помнишь, я не раз предсказывал тебе такую развязку?
— Оставь меня! Желаю тебе побывать в моем положении!
— Нет, уж я постараюсь отделаться от подобного счастья.
Мольер и аббат поспешили оставить счастливую чету.
— Ну, — шепнул аббат Мольеру, — теперь поздравьте меня с епископством!
Между тем бал в Безьере был в полном разгаре.
Никогда еще не видели принца таким оживленным и веселым, как в этот вечер. Но самый лучший сюрприз принц готовил публике под конец вечера.
За ужином принц сказал сидевшим около него кавалерам, но так громко, что все могли слышать его слова:
— Сегодня я присутствовал на свадьбе актера Лагранжа с Флоранс Кальвимон, моей бывшей управительницей. Я поспешил дать им мое согласие, потому что нужно будет приготовить замок к принятию принцессы Конти, которая осчастливит меня своим приездом нынешней зимой. Тогда я буду иметь честь представить вам мою супругу, которая, надеюсь, придаст моему дому тот блеск, которого он, к сожалению, не имеет в настоящее время.
Все были поражены. Принц наполнил стакан вином и предложил тост за благополучное прибытие принцессы, который был встречен единодушными возгласами: «Да здравствует принцесса Конти!».
На другой день рано утром Конти с Фаврасом, Гурвилем и Лореном были уже по дороге в Париж.
Глава VII. Счастливая чета
На улице Антуан, недалеко от ворот, между Бастилией и старым отелем Святого Павла находится монастырь Дочерей Святой Марии. Было часов пять пополудни, только что начали звонить к вечерне, как к воротам монастыря подъехала простая извозчичья карета, из которой вышел мужчина, плотно закутанный в плащ, и в шляпе, низко надвинутой на глаза.
Он подошел к калитке и позвонил.
В этом тихом, мирном убежище Марианна Мартиноци скрыла от людских взоров свою глубокую печаль. Здесь дни и ночи думала она о своем возлюбленном Конти. Правда, в последнее время она имела большую отраду в письмах мужа. Но могла ли переписка вполне удовлетворить сердце женщины, преисполненной такой страстной любви.
Звук колокольчика дошел до ее печального уединения, но она и не подозревала, что перед калиткой стоит тот, кого она воображала далеко от Парижа в объятиях соперницы. Стук в дверь прервал ее грустные размышления. Вошла настоятельница монастыря.
— Дочь моя, — сказала она, взяв Марианну за руку. — Я пришла сообщить вам, что вас желает видеть…
Принцесса вскочила.
— Мой дядя, кардинал? Или… может быть, посланный из Лангедока, — прибавила она с внезапной бледностью на лице.
— Нет, не посланный, дочь моя, а…
— Он, мой муж?.. О, дорогая матушка, скажите мне, он в Париже? Он здесь… желает меня видеть…
Марианна дрожала всем телом.
— Да, принц Конти здесь и желает вас видеть.
— О боже!..
— Милая принцесса, вы так взволнованы, что не лучше ли было бы отложить это свидание до другого раза?
— О нет, нет! Как это возможно! Проводите меня к нему!
— Дочь моя, этот человек причинил вам столько страданий, что вы должны встретить его с достоинством и самообладанием, на которое едва ли способны в настоящую минуту.
— О, будьте спокойны, дорогая матушка. Я не сделаю ничего недостойного. Прошу вас даже присутствовать при нашем свидании.