Франсуа де Вандом, герцог де Бофор, родился 16 января 1616 года и был вторым сыном Сезара де Бурбона, незаконнорожденного и однако же официально признанного сына Генриха IV и Габриэль д'Эстре.
Не получив ни подобающего аристократу воспитания, ни образования, Бофор был груб в манерах и до крайности косноязычен, что тоже безмерно трогало и умиляло парижан.
«Часто в разговоре герцог де Бофор употреблял одно слово вместо другого, созвучного. Так, об одном человеке, получившем контузию, он сказал, что его «сконфузило»; а, встретив однажды г-жу Гриньян в трауре, рассказал об этом в следующих словах: «Я видел сегодня г-жу Гриньян, она имела очень печальный вид», но вместо lugubre (печальный), он сказал lubrique (похотливый). Поэтому и г-жа Гриньян, со своей стороны, описывая одного немецкого вельможу, заметила: «Он очень похож на герцога де Бофора, только лучше его говорит по-французски»», — пишет Александр Дюма в книге «Жизнь Людовика XIV».
Про него даже была сочинена сатирическая песенка:
Эта песенка упоминается в романе «Двадцать лет спустя», в нем Дюма описывает герцога с явной симпатией и даже восхищением. Рассказ о пребывании Бофора в Венсенском замке совершенно великолепен и, главное, — вполне достоверен. Разве что в организации побега его высочества из заточения не принимали участия ни Атос, ни его слуга Гримо.
История его побега действительно чрезвычайно занятна. Неизвестно, произошел бы он или нет, если бы не предсказание некого астролога по имени Гуазель, заявившего, что герцог Бофор покинет Венсенский замок, да еще непременно в Духов день. Грех было не воспользоваться такой возможностью. Тем более, что в заточении Бофор отсидел уже пять лет и тюрьма ему порядком надоела, хотя он и не испытывал никакой нужды или дискомфорта, все же там было порядком скучно.
«Не имея при себе ни одного своего лакея, он обращался то к одному, то к другому стражу тюрьмы с просьбой тайно выпустить его, но как ни были соблазнительны обещания де Бофора, стражи не соглашались. Тогда герцог обратился к лакею самого ла Раме Вогримону. Тот принял предложение, притворился больным, чтобы иметь право отлучиться из тюрьмы и, спрятав в карман записку, написанную герцогом своему управляющему, немедленно отправился к последнему за получением от него суммы, которая была наградой за измену. Управляющий герцога, узнав о намерениях своего господина, уведомил его друзей и просил их быть готовыми подать, в случае нужды, помощь. Подкуплен был также повар замка, который пообещал спрятать в первый же пирог на стол герцога веревочную лестницу и два кинжала.
Вогримон, сообщив все герцогу, взял с него клятву, что тот не только возьмет его с собой при побеге из тюрьмы, но и во всех опасных случаях позволит ему спасаться первому.
Накануне Духова дня к столу де Бофора был подан пирог. Так как за обедом герцог ел мало и к ночи мог проголодаться, то пирог оставили в его комнате. Ночью герцог встал, разрезал пирог и вынул из него не только веревочную лестницу, но и два кинжала, моток крепких веревок и деревянный кляп.
На другой день, то есть в день Сошествия Святого Духа, герцог, не желая вставать с постели, притворился больным и отдал свой кошелек стражам, чтобы они выпили за его здоровье. Стражи испросили позволения ла Раме, который разрешил им пить за здоровье герцога, поскольку при нем он останется сам. Стражи ушли.
Герцог де Бофор, оставшись с ла Раме один на один, встал с кровати, начал одеваться и попросил смотрителя помочь ему. Когда де Бофор оделся и стал расчесывать свои длинные волосы, вошел Вогримон и они обменялись условными знаками. Потом герцог выхватил из-за пояса кинжал, приставил его к горлу смотрителя, грозя убить, если только он пикнет, а лакей всунул в его рот кляп. Затем они связали смотрителю руки и ноги серебряным с золотой вышивкой шарфом герцога, положили его на пол и выбежали из комнаты, крепко заперев за собой дверь. Выйдя на галерею, окна которой находились прямо над рвом, они прикрепили веревочную лестницу к одному из окон и приготовились спускаться. Де Бофор собрался было начать спуск, но Вогримон остановил его, сказав:
— Вы забыли, господин, наш уговор! Вам ничего не будет, если вас поймают, когда вы будете спускаться в ров, — посадят обратно в тюрьму и все! А если поймают меня, то мне плохо придется, пожалуй, и виселицы не миновать. Так что прошу позволить мне спуститься первому, как вы обещали!