Война с Аугсбургской лигой будет идти не на французской территории, если не считать бомбардировки нашими врагами портов западного побережья. Непосредственная тяжесть от этой войны не будет, следовательно, падать на крестьян (разве что этим бедолагам придется выдержать ледяной натиск непогоды зим 1693–1694 годов!). Только молодые люди низшего сословия подвергаются риску быть мобилизованными. Король начинает свою военную кампанию с войском в 100 000 человек, в тылу у него остается столько же. Но с годами, по мере развития войны, он должен будет увеличить число своих солдат. Однако вербовка и набор (которые часто принимают насильственные формы), являющиеся нормальной подпиткой регулярных войск, пойдут еще интенсивнее. И даже знатным молодым людям трудно будет обойти мобилизацию{192}. Впрочем, еще до того, как началась война, маркиз де Лувуа установил 29 ноября 1688 года новый порядок набора: создание милицейских отрядов. Речь шла о дополнительных постоянных войсках, состоящих из рекрутов, набранных в тех приходах, на которые указывали интенданты; эти рекруты набирались по жребию. Милицейские полки выполняли свой долг (без особого энтузиазма) до самого 1697 года. Часть этих полков отойдет к армии маршала Катинй, действовавшей в Альпах. Другие будут служить в фортах или останутся на территории Франции. Находясь под командованием местных дворян и имея зимние казармы на своей территории, милицейские отряды не будут подвергаться серьезному риску и с ними будут неплохо обращаться. Эта верность королю была необходима, чтобы Франция смогла вынести без всяких бунтов военную современную службу, которая зародилась в те годы.
Флот тоже требовал своего пополнения. Но этот режим «чудовищного пресса», являющийся повсеместным и повсюду вызывающий проклятия, был и непопулярным, и недостаточно эффективным. Очень своевременным поэтому был указ короля о морских силах и морских арсеналах, изданный Людовиком XIV 15 апреля 1679 года:{81} система установления года призыва, предшественница нашего учета военнообязанных моряков, была, к счастью, восстановлена и четко определена.
Богатые, представители судебного ведомства, буржуазия были привлечены или мобилизованы согласно другим принципам: прежний режим, несмотря на недостаточно хорошую организацию налогообложения, всегда умел в случае необходимости обложить налогом тех, кто мог платить. В начале 1689 года король заставляет вносить дополнительные взносы почти всех высокопоставленных должностных лиц, превращает многие должности, ранее исполняемые по поручению, в постоянные, все чаще и чаще требует от оффисье, купивших свою должность, или от тех, кто собирается ее купить, изыскивать средства для выхода из сложившегося положения. В ноябре штаты Лангедока вносят три миллиона в качестве «безвозмездного дара» вместо положенных двух миллионов{26}. В декабре происходит девальвация, которая больно ударила по тем, кто откладывал золотые монеты: «…король поменял весь монетный запас королевства. Он распоряжается, чтобы оставили только на одной стороне монеты его облик, а на другой стороне золотой монеты (луидора) он заставляет отчеканить то, что было на серебряной монете; а на серебряной монете — то, что было отчеканено на золотой. Когда эта новая монета будет выпущена, экю будет стоить 3 ливра и 6 су, а луидор — 12 ливров и 10 су; и так как теперь луидор стоит всего лишь 11 ливров и 12 су, король выиграет 18 су на каждой пистоли (старинная золотая монета. — Примеч. перев.) и 4 су на каждом белом экю»{26}.
Привлечение к службе военного дворянства, кстати, неодинаково богатого, проводится самым показным образом. Королевскими грамотами от 26 февраля 1689 года созывается феодальное ополчение. Так называемые бедные сельские дворяне могут, по выражению Вобана, представлять собой «самые плохие войска на свете»{136}. Но что же поделать. Уведомления о мобилизации раздаются всюду как трубный клич: самому последнему бродяге становится ясно, что помещики так же подчиняются закону, как и все. Но наилучшим образом и эффективнее всех на призыв монарха отвечают дворяне, которые, по традиции, всегда были на военной службе. Лучшими из них являются придворные, которым чин полковника дается в очень раннем возрасте, когда еще носят слюнявчик, и их брыжи вскоре становятся обагренными кровью, в тридцать лет они получают чин генерала, а в сорок — маршала.