Наши предки, выражающиеся в напыщенном стиле, лишенном простоты и естественности, и большие любители мифологии, предпочитали видеть портрет в определенном обрамлении, переводя взгляд с одного на другое, проводя параллели и наслаждаясь сделанными выводами. Любой простой натюрморт или какое-нибудь второстепенное лицо (анонимный академик, слуга, простой солдат) на старинных полотнах помогали прямо или косвенно высветить главную тему. Не станем говорить о риторических вычурностях и прикрасах в стиле барокко, которые использовались прежде при создании литературных портретов в стихах или прозе. Даже Буало, который презирает этот стиль, невольно поддается его коварному воздействию.
Сегодня существует милая салонная игра, которую называют «китайский портрет». Жан Кокто рассматривал его как настоящий литературный жанр. Он состоит в том, чтобы определить с помощью текста черты характера определенного человека — совершенно неизвестного тому, кто задает вопросы, — проводя аналогии и прибегая к аллегориям. Спрашивают: «Каким вы его видите в образе цветка?», «С каким музыкальным инструментом вы его связываете?» — и т. д. Иногда составление такого портрета занимает много времени. Он может быть ярким и красноречивым, если вопросы и ответы ясны и честны.
Вот почему после ответа на вопрос (в отношении Людовика XIV): «Каким он вам представляется, когда болен?», было бы интересно, — чтобы определить какую-нибудь интимную черту, которая тщательно скрывается, — задать два других вопроса. «Каким он вам представляется читателем?» Ответ таков: «Читателем ленивым». «Каким он вам представляется коллекционером?» Ответ: «Приветливым коллекционером».
Ленивый читатель
Все образованные французы знают, что Великого короля почти всегда упрекали в интеллектуальной лености, в частности, в нелюбви к чтению, что являлось подтверждением якобы вышеназванного недостатка. Пфальцская принцесса и герцог де Сен-Симон во много способствовали тому, чтобы подобный образ закрепился за ним в умах людей. Против этих двух недостатков можно возразить так: отсутствие любви к чтению — еще не определяющий показатель.
Людовик был высокообразованным человеком, хотя и меньше читал, чем образованные люди того времени. Еще будучи ребенком, которого воспитывал Мазарини, он ставил активные действия выше медитации, а беседу — выше чтения. И один Бог знает, почему его в этом упрекают. Правда, беседа — это «свободное искусство», которое так дорого было Жермене де Сталь, — не могла бы возместить в наше время чтение книг. Но не так было в XVII веке. В 1677 году шевалье де Мере, друг Паскаля, опубликовал трактат «О беседе»{72}. А вот Сент-Эвремон писал, не видя в этом ничего предосудительного: «Как бы я ни любил читать, беседа мне доставляет гораздо большее удовольствие»{92}.
Для монарха этот контраст не так разителен. Обычно королю книги читают, и его чтецами бывают люди ученые, образованные, способные прокомментировать или обсудить те прочитанные страницы, которые привлекли внимание Его Величества. Таким был президент де Периньи (умер в 1670 году), которого Людовик XIV считал достойным давать образование дофину; таким будет де Бонрепо, большой специалист морского дела и дипломат. Король также часто использует для подобных услуг других приближенных лиц, пренебрегая в таких случаях чтецами, которые были назначены на эту должность. Таковы, например, историографы — сначала Поль Пеллиссон, а потом Жан Расин и Буало.
Двум последним была поручена, это известно, уже с 1677 года история правления Людовика XIV. С самого начала оба относились с большой серьезностью к этой задаче. «Когда у них получался какой-нибудь интересный эпизод, — рассказывает нам Луи Расин, — они шли его читать королю»{90}. Обычно это происходило у маркизы де Монтеспан, к которой король приходил играть и где обычно присутствовала мадам де Ментенон. Мадам де Монтеспан испытывала симпатию к Буало, а мадам де Ментенон — к Расину. «Когда король приходил к мадам де Монтеспан, они ему читали что-нибудь из написанной истории, затем начиналась игра», и мадам де Ментенон вскоре находила удобный случай, чтобы уйти. Когда же король, будучи не очень здоровым, приглашал историографов к себе в спальню, они там встречали в самом начале своего чтения мадам де Ментенон, так как ее соперница всегда опаздывала. Таким образом, они первыми заметили большое влияние вдовы Скаррон.