Сразу же после своего освобождения мадам Гийон завоевала симпатию мадам де Ментенон и сен-сирских дам, наконец, всего религиозного клана двора, который называли «маленьким монастырем», душой которого были многие герцогини (де Бовилье, де Шеврез и де Мортемар, все три дочери Кольбера и герцогиня де Шаро) и где Фенелон читал свои духовные лекции. Мадам де Ментенон ходила на прогулки, держа в кармане книжицу мадам Гийон. Фенелон, став воспитателем герцога Бургундского в августе 1689 года, пользовался особой милостью короля. Единственный человек, который не принимал этот клан, был Луи де Поншартрен. Он скажет королю, не страшась даже потерять доверие монарха, что аббат Фенелон «образовал при дворе и почти у него на глазах опасную для религии партию, вредную для хороших нравов и способную привести к фатальному фанатизму и Церковь и государство»{224}. Во всяком случае, мадам Гийон, которой квиетизм — как это ни парадоксально — не мешал проявлять ее необычное рвение и активность, не скрывала, что хочет обратить герцога де Бовилье, прибегнув к помощи герцогини, и герцога Бургундского при помощи герцога де Бовилье, который был у него воспитателем. Герцог Бургундский, находясь между герцогом и герцогиней де Бовилье, герцогом и герцогиней де Шеврез и аббатом де Фенелоном, был действительно осажден.
Параллельно мадам Гийон организовала детскую группу, в которую входили ее ученики: дети чистой любви будут называть себя «Мишленами». «Маленькие, веселые, быстрые, слабые, шаловливые», но страстные борцы, эти дети имели свои правила и иерархию («генерала, помощников, секретаря, священника, воспитателя послушников, тюремщика, носильщика, цветочницу, привратницу, прислужницу в ризнице, экономку» и т. д.), Фенелон руководил ими всеми, мадам Гийон была одной из «помощниц», святой Михаил был их патроном и «особым покровителем» всего. Тот факт, что будущий архиепископ Камбрейский санкционировал эту милую детскую игру — тогда как Молинос, духовный отец всего этого дела, был уже заклеймен с 1687 года Папой Римским, — показывает нам, что «эта исключительная душа» (так его называет аббат Конье) не была в ладу со здравым смыслом. Ни мадам Гийон, ни Фенелон, которые так сильно стремились к мистической жизни, не были к ней пригодны. А мадам де Ментенон, будучи очень религиозной и здравомыслящей, не могла долго выносить воображаемую, привитую «чистую любовь», которая постоянно затуманивалась и затушевывалась пустословием. До 1692 года она хранила верность Фенелону (она даже добилась для него назначения архиепископом в Камбре в 1694 году, его посвящение в сан происходило в Сен-Сире). Но уже с 1692 года маркиза де Ментенон стала относиться с недоверием к мадам Гийон. Дело в том, что под ее влиянием Сен-Сир становится неузнаваемым. Квиетизм способствовал общему небрежению к обычным обязанностям и даже к правилу послушания. Духовные лица, приезжавшие в Сен-Сир, и епископ Шартрский лично, так жаловались, что мадам Гийон было запрещено там бывать.
В начале 1694 года Боссюэ, прочитав одну из работ мадам Гийон, которая называлась «Потоки», посчитал ее предосудительной; 16 октября этого же года архиепископ Арле заклеймил тезисы мадам Гийон и отца Лакомба; весной 1695 года комиссия, состоящая из Боссюэ, Ноайя, архиепископа Руанского, и де Тронсона, настоятеля Сен-Сюльписа, также осудила неомистицизм, и Фенелон с ними согласился. Казалось, все удалось; 19 августа 1695 года Ноай стал архиепископом Парижа вместо скончавшегося Арле; в это время Фенелон был воспитателем принца Бургундского и обслуживал свою епархию.
Но уже в конце 1695 года архиепископ Парижа посчитал нужным взять под стражу мадам Гийон, которая вновь начала внедрять свои догматы. Боссюэ, вероятно, напрасно превозносил свою победу. Фенелон, конечно, напрасно подвергал пересмотру то, что он как будто принял год тому назад. Однако Фенелон, несмотря на свою добрую репутацию хорошего архиепископа и хорошего воспитателя принцев, увлеченный процессом спора, позабыл два факта: 1) французские религиозные инстанции, осудившие квиетизм, всего лишь подтвердили римское бреве от 29 ноября 1689 года; 2) его покровительница, маркиза де Ментенон, подталкиваемая Годе де Маре, без колебаний присоединилась к мнению Боссюэ. В 1696 году произошли ссоры между Ментенон и Фенелоном и между Фенелоном и Боссюэ.