Волна неприязни и агрессии вылилась в желание отвесить звонкую пощечину.
- Зачем ему нужно следить за мной? – потребовались титанические усилия, чтобы не сорвать голос на крик.
- Ты же глупая, как и Кевин, - без всякого чувства такта произнес Хедвиг, пожимая плечами. – А еще слепая, потому что никогда не смотришь по сторонам. Тебя нужно защищать, а по этой части у нас Деннис. Ему, кстати, не нравится твой жених.
Какое совпадение.
- А были еще причины, чтобы вернуться обратно?
- Нью-Йорк – столица мира, детка.
Сознание снова принадлежало Барри, но разговор не вязался, и Кейси оставалось лишь время от времени делать маленькие глотки остывшего чая, потерявшего всякий вкус и обдумывать собственную жизнь.
Заботы о том, что на следующей неделе будут известны результаты суда над дядей, мысли о замужестве и о том, что все это время неприятности обходили её стороной не без помощи Денниса, взявшего на себя роль защитника. Конечно, об этом можно было догадаться раньше, что он будет продолжать свою деятельность, но не захочет показываться, становясь кем-то вроде Бэтмена.
Этому было логичное объяснение – он хотел, чтобы Кейси, наконец, получила должный покой и прожила обычную жизнь, которую заслуживала, как и любая женщина. Возможно, здесь не обошлось без влияния Патриции, ставшей ярой феминисткой, глядя на собственную жизнь, заключенную в мужское тело.
***
Кейси уже несколько часов сидела в одиночестве, то и дело рассматривая перспективы замужества и побега. Второй вариант казался куда привлекательнее первого, но одной ей не справиться.
Нужен тот, кому бы она доверяла, тот, кто помог бы выжить без страха засыпать, держа под подушкой заряженный пистолет. Под все категории подходил лишь единственный человек – Деннис. Он был необходим для того, чтобы жить дальше, не боясь преследований.
От собственного грубого расчёта со ставкой на выживание становилось тошно.
Куда бы ей ни пришлось отправиться, будь то соседний штат или другой континент, отделявший от прошлого океаном, человек, который будет сопутствовать и стоять на её пути одновременно – она сама. От себя не убежать и не спрятаться ни в одну кроличью нору.
Кольцо в последний раз блеснуло на пальце в лучах ламп накаливания, а после звучным эхом разлилось столкновение металла и гладкой поверхности стола.
Подарок нам не мил, когда разлюбит тот, кто подарил.****
На какое-то мгновение Кейси почудилось, что с нее сняли какой-то тяжёлый груз, напоминающий кандалы и пришла невесомость. Отныне она свободна от закона притяжения и уз нежеланного брака.
Чувство легкости уступило былой усталости и опустошенности.
Шаркающими шагами Кейси зашла в другую комнату, вопреки идеям о свободе и праве каждого на личное пространство.
О последствиях она подумает завтра, когда Патриция выскажет о манерах, которые должны быть свойственны приличной девушке, а еще о воспитании; и тогда, когда Деннис довольно повертит в руке кольцо, которое уже стало неким манифестом свободы, которой не хватало долгое время.
Но не сейчас.
Односпальная кровать порой мала и для одного человека, не говоря уже о двух.
Но неудобства волновали Кейси в последнюю очередь. Человеческое тепло и размеренное дыхание – все, что было нужно, как панацея от любых проблем. Никто, кроме него, не прогонит демонов и не защитит от изогнутых когтей чудовищ.
Комментарий к X - О благих помыслах во имя любви
* - Джон (Джозеф) Максвелл Кутзее. В ожидании варваров.
** - Прозвище штата Нью-Йорк «Имперский штат» (Empire State) приурочено к высказыванию Джорджа Вашингтона: «Штат Нью-Йорк будет базой нашей империи».
*** - Прозак или флуоксети́н — антидепрессант, улучшающий настроение, снижает напряжённость, тревожность и чувство страха. Плохо переноситься пациентами с психомоторным возбуждением, с тревогой и бессонницей.
**** - “Подарок нам не мил, когда разлюбит тот, кто подарил.” (Офелия) Гамлет, Шекспир
========== XI - О беззаботном детстве ==========
“…Вы столько всего повидали, что вполне могли бы впасть в уныние,
Но это не значит, что этим нужно злоупотреблять.
Хотя этого достаточно, чтобы свести вас с ума.”*
Если бы все пробуждения в её жизни были столь приятными, как в полдень воскресенья, то Кейси предпочла бы просыпаться каждую минуту.
Никакой перепалки соседей за стенкой, шумящих детей в коридоре, не поделивших десерт, и никаких машин. Но самое главное – никаких кошмаров.
Распахнув глаза, Кейси пыталась пересилить себя, чтобы не оббежать всю комнату и не начать смеяться без причин. Она чувствовала себя абсолютно счастливой, будто бы только что вытянула золотой билет на шоколадную фабрику или выиграла миллион долларов в лотерею. Хотелось дотронуться до всего, что есть в комнате, на улице, в городе, в мире.
В семнадцать лет она была пленницей, но теперь всё будто стало ярче. Ей хотелось сжечь все чёрные вещи из гардероба и вытащить из запылившихся коробок одно из самых ярких платьев, сшитых Барри, с глупой розовой юбкой-пачкой.
Грудную клетку переполнял смех, абсолютно не вязавшийся со всем происходящим. Кейси редко улыбалась, и многие считали, что она и вовсе не умеет этого делать, но сейчас приходилось сдерживаться, чтобы не прослыть ещё более сумасшедшей в собственных глазах.
Она не была удивлена тому, что проснулась одна, даже, наоборот, в какой-то степени обрадовалась, что ей не придется объяснять свой импульсивный поступок, о котором не было никаких сожалений.
И всё же, вопреки этой энергии, что переполняла её и побуждала двигаться, Кейси продолжила рассматривать трещины на потолке, будто в них был какой-то сокровенный смысл. Она давно не позволяла себе таких дней, когда можно было бы расслабиться.
Когда-то в детстве после раннего пробуждения, она прибегала в комнату к отцу с просьбой прочитать что-нибудь или рассказать об охоте. Ей нравились истории и монологи родителя, хотя бы потому, что больше никто не был так осведомлен о тонкостях этого дела и это делало её частью какого-то особого взрослого клуба.
На завтрак отец готовил тосты с арахисовой или шоколадной пастой и чашку горячего шоколада, позволяя дочери перебивать аппетит сладостями, делая поблажки, считая, что детство бывает лишь один раз в жизни, и у неё ещё будет достаточно дней, чтобы ограничить себя, следя за фигурой.
Кейси не помнила свою мать и, к сожалению, отец убрал все фотографии покойной жены, стараясь не травмировать девочку ещё больше. Её взросление прошло без какого-либо вмешательства женской руки, наверное, это тоже наложило своеобразный отпечаток на её характер.
В детстве Кук часто представляла, какой была эта женщина: её голос, манеру разговаривать, одеваться и задавалась главным вопросом – любила бы мама её или нет. Воображение всегда рисовало женщину ростом пять футов и три дюйма с длинными каштановыми волосами, немного вздернутым носом и острым подбородком. А еще любительницей джинсов-клеш, коротких платьев и сарафанов, напоминающих о временах хиппи. На завтрак они бы ели блинчики с кленовым сиропом или пресловутые тосты с арахисовой пастой.
Лишь опираясь на собственные представления и фантазии, Кейси не теряла надежды, что когда-то встретит её, и все истории о смерти остались бы ошибкой и ложью. И она узнает от матери то, что обычно говорят родители своим детям. О взрослении, мальчиках и разбитых сердцах.
Как и всякой девочке, ей хотелось, чтобы мама стала её лучшей подругой и собеседником. Расчесывала бы спутанные волосы, заклеивала бы сбитые коленки, красила бы с ней ногти, помогала бы выбирать платье на выпускной бал и встречала бы со школы, предлагая заехать в ближайшее кафе и съесть самое большое мороженое. И обязательно бы порицала её за беспорядок в комнате, предупреждая, что если она ещё раз хлопнет дверью, то на неделю окажется под домашним арестом.