«А-гм! — сказал дородный Дон. —
Не в том, уж точно, скрыта суть.
Величью не грозит урон,
Пусть даже вовсе их не будь.
К тому ж, плетутся все вразброд,
Наряды розны — Суд пестрит!
Таких ли шествий хоровод
Величье породит!»
«Так обратимся к парикам;
Их буклей жёсткие ряды —
Ошеломленье паренькам
И гувернанткам молодым».
Смеётся добрый Дон в ответ:
«Ну, сударь, я скажу не льстя —
Точнее указать предмет,
По-моему, нельзя.
Да, будь ты важен, как монарх,
А всё величина не та.
Одно весомо в их глазах —
Парик из конского хвоста.
Да-да! Был глуп, а стал мудрец;
Был неприметен, стал велик!
Нашли Величье, наконец:
Парик, один парик».
Март 1863 г.
ДОЛИНА СМЕРТНОЙ ТЕНИ
С последним проблеском ума
Лежащий произнёс:
«Уж сумрак с дальнего холма
Сюда почти дополз.
Я так всегда встречаюсь с ним:
Меня дыханием своим
Обдаст как ветром ледяным
И дальше тянет нос.
Мне вспоминается, мой сын,
Тот давний день. Увы!
Его я тщился до седин
Изгнать из головы.
Но память горькую не смыть,
Не разорвать тугую нить,
Она и в ветре будет ныть,
И в жалобе листвы.
Велит поведать ныне смерть
Про тот давнишний страх.
Не смог из памяти стереть,
Так изолью в словах.
Отсрочка, сын мой, так мала!
Не расскажу про ковы зла;
Как к пропасти душа пришла,
Не вспомнить второпях.
Про чары зла — источник ран,
Наследие греха,
Пока час Воли, всуе зван,
Не дал плода, пока...
Пока, оставив бренность дел,
Гонимой птицей не влетел
Я в лес, что тёмный холм одел,
Манил издалека.
Там в дебрях я нашёл овраг,
Самой земли уста;
В нём полдень не развеет мрак,
Не веет в те места
Весенний ветер; звук там глух,
Я медлил, мой страшился дух,
И будто кто-то молвил вслух:
„То Смертные врата.
Заботой людям иссыхать,
Томясь, как в смутном сне;
С утра о вечере вздыхать,
А вечером — о дне.
Твой полдень пламенный угас,
Забавы вечер не припас,
Чего же медлишь ты сейчас?
Укройся в глубине.
В прохладной тени тех глубин
Усталый дух уснёт.
К спасенью путь всего один —
Войти в подземный вход.
Он как бокала ободок,
Что средство сладкое сберёг
Для тех, кто свой торопит срок,
Кто забытьё зовёт!“
Вечерний ветер тут вздохнул,
Листвою задрожал,
Верхушками дерев взмахнул,
И холод сердце сжал —
То ангел мой, спаситель мой
Предупреждал, маша рукой;
Почуяв ужас неземной,
Оттуда я сбежал.
И вот я вижу: огород,
Уютный сельский дом,
Детишек двое у ворот —
Игрою как трудом
Они уже утомлены;
Головки мирно склонены,
Читают вслух. Слова слышны —
Ведь тишина кругом.
Как бы с уступов два ручья
Смешались меж собой:
Каштановых волос струя
Сплелася с золотой.
Не хладного сапфира блеск
У них в глазах — лазурь небес;
Взглянут сквозь чёлочки навес
Небесною звездой.
Мой сын, любой, любой из нас
Порой теряет дух;
Рукою слабой в этот час
Он не разит. И вслух
Кричат: „Спасайся!“ Воин скор
Тогда на бегство. Чуть напор —
И день выносит приговор:
Разбиты в прах и пух.
Невзвидел света я. Глаза
Покрыла пелена.
Но зазвучали небеса,
Чтоб я прозрел сполна.
„Ко мне, усталые, ко мне,
Кто тяжко трудится, ко мне,
Кто ношу выносил, — ко мне,
Вам радость суждена“.