Подумать только, раньше я восхищалась такими поступками Гаса, считая его бунтарем.
Дверь за нами с грохотом захлопнулась. Мы стояли на улице.
— Ладно, Люси, поехали домой, — сказал Гас, покачиваясь и икая.
— Домой? — вежливо переспросила я.
— Угу.
— Хорошо, Гас, — согласилась я, и он победно улыбнулся. — А где ты сейчас живешь?
— Там же, в Кэмдене, — расплывчато ответил он. — А почему…
— Значит, едем в Кэмден.
— Нет! — встревожился Гас. Он явно не ожидал такого поворота.
— Что так?
— Ко мне нельзя, — сказал он.
— Почему нельзя?
— Просто потому что… нельзя.
— Да? В дом моего отца я тебя не повезу.
— А что? Я помню, ты говорила, что мы бы с ним отлично поладили.
— В этом я не сомневаюсь, — горько усмехнулась я. — И этого же боюсь.
С Гасом дело было нечисто, и я подозревала это с самого начала. Скорее всего, у него в Кэмдене была девушка, у которой он и проживал. Однако эти подозрения не вызвали во мне ни малейшей ревности. Теперь я бы не притронулась к Гасу и в перчатках. Как я могла влюбиться в него? В этого легкомысленного, вечно пьяного гнома, который не вылезал из своей дурацкой овечьей шубы и потасканного коричневого джемпера?
Чары развеялись. Все в нем вызывало отвращение. Он даже пах неприятно. Как ковер наутро после особенно разудалой вечеринки.
— Можешь не объяснять, почему мне нельзя поехать к тебе домой, — сказала я, — и почему я ни разу там не была. Твои нелепые выдумки меня не интересуют.
— Какие выдумки? — Даже несложное слово «выдумки» далось Гасу с большим трудом.
— Нелепые, какие же еще, — повторила я. — Например, ты можешь сказать, что твой брат оставил у тебя в квартире корову и тебе приходится держать ее в спальне, потому что она стеснительна и боится незнакомых людей.
— Я могу такое сказать? — задумался Гас. — Может, ты и права, пожалуй, это в моем стиле. Ты — исключительная женщина, Люси Салливан.
— О нет, — улыбнулась я. — Больше нет.
Это окончательно запутало его пропитанный алкоголем мозг.
— Вот видишь, — изрек он. — Придется нам ехать к тебе.
— Я поеду к себе, — поправила его я. — Без тебя.
— Но… — начал он.
— До свидания, — пропела я.
— Эй, Люси, подожди, — забеспокоился Гас.
Я обернулась к нему с ласковой улыбкой:
— Да?
— А как же я доберусь до Кэмдена?
— Я что, похожа на предсказательницу будущего? — спросила я с самым невинным видом.
— Люси, у меня нет денег.
Я посмотрела ему в глаза. Он с готовностью улыбнулся.
— А мне, мой милый, абсолютно наплевать.
Мне всегда хотелось сказать ему это.
— Как? Что?
— Не понял? Попробую объяснить тебе, — проворковала я и, выдержав для пущего эффекта паузу, выпалила ему прямо в лицо: — ПРОВАЛИВАЙ, ГАС! — Еще одна пауза мне понадобилась, чтобы сделать глубокий вдох. — Найди себе кого-нибудь другого, чтобы клянчить деньги, пьянчуга! На меня больше не рассчитывай!
И с этими словами я развернулась и ушла, оставив Гаса безмолвно смотреть мне вслед. На лице у меня блуждала счастливая улыбка. Правда, через несколько секунд я поняла, что метро находилось в другой стороне. Пришлось возвращаться. Хорошо хоть, этого паразита уже не было.
Глава семьдесят пятая
Гнев окрылил меня.
Я поехала в Аксбридж, но только для того, чтобы собрать свои вещи. Пассажиры поглядывали на меня с опаской и старались не приближаться ко мне, а я проигрывала в голове снова и снова все те сердитые, неприязненные слова, что сказала Гасу. В ушах у меня звучал триумфальный голос: «Ты должна быть жестокой, чтобы быть жестокой».
С горькой усмешкой я прикидывала, что еще мог сломать или натворить папа в мое отсутствие. Вполне вероятно, что бестолковый пьяница сжег дом дотла. Если так, то я надеялась, что он сгорит вместе с домом. При мысли о том, как ярко он пылал бы, я засмеялась вслух, чем насторожила пассажиров еще больше. Папа был проспиртован так, что пожарным потребовалось бы не меньше недели, чтобы погасить его. И этот факел было бы видно из космоса, как Великую Китайскую стену. И может, инженеры придумали бы что-нибудь, чтобы использовать выделяющееся тепло для отопления Лондона в течение как минимум пары дней.
Я ненавидела его.
Мне стало понятно, насколько плохо обращался со мной Гас — с моего же позволения. И это было точной копией того, как обращался со мной мой родной отец. Я знала только, как любить пьяных, безответственных, никчемных людей. Потому что только этому мой отец научил меня.
Моя любовь к нему кончилась. С меня было достаточно. Отныне пусть сам следит за собой. И денег я больше не дам — ни одному, ни второму. Гас и папа слились в единое целое в раскаленном потоке моей ярости. Папа никогда не гладил Меган по волосам, но тем не менее я была взбешена таким его поведением. Гас никогда не рыдал, держа меня, еще девочку, на коленях, и не внушал мне, что мир — это черная яма, но все равно я не собиралась ему этого прощать.
И еще я была благодарна и Гасу, и папе за их ужасное отношение ко мне. Потому что именно они довели меня до такого состояния, когда я не смогла больше выносить этого. Что, если бы я так никогда ничего не поняла? Ведь будь они хоть капельку лучше, я бы так и пребывала в неведении всю жизнь. И прощала бы их снова, снова и снова.
На меня обрушились воспоминания о моих отношениях с другими мужчинами, о которых, как мне казалось, я давно забыла. Другие мужчины, другие унижения, другие ситуации, когда я отдавала всю себя заботе о несносных эгоистах.
Гнев был не единственным новым чувством, которое я испытала в этот вечер. Еще я впервые осознала, что такое инстинкт самосохранения.
Глава семьдесят шестая
— Счастливица, — с завистью вздохнула Шарлотта.
— Почему? — удивилась я. Менее счастливых людей, чем я сама, мне пока встречать не доводилось.
— Потому что ты во всем разобралась, — объяснила Шарлотта.
— Ты думаешь?
— Да. Как бы мне хотелось, чтобы мой отец был алкоголиком. И как бы мне хотелось ненавидеть маму.
Этот неожиданный разговор происходил на следующий день после того, как я вернулась в нашу квартиру на Ладброук-Гроув. И слова Шарлотты чуть было не заставили меня переехать обратно к папе.
— Если бы только мне повезло так же, как тебе, — продолжала она. — Но мой папа умеет пить, и я очень люблю маму. Как же это несправедливо, — горько добавила она.
— Шарлотта, о чем ты? — спросила я.
— О мужчинах, само собой. — Теперь удивилась она. — О парнях, мальчиках, бойфрендах, приятелях, существах с дубинками для занятий любовью.
— И как мне с ними повезло?
— Теперь, когда ты во всем разобралась, ты скоро встретишь мистера Правильного Мужчину и заживешь счастливо и безбедно.
— Правда? — Услышанное меня порадовало, но все же было неясно, на основании чего Шарлотта делала такие выводы.
— Ага. — Она помахала перед моим носом какой-то книгой. — Тут так написано. Это одна из твоих книг для ненормальных. О людях вроде тебя, которые всегда выбирают не тех мужчин: пьющих, безответственных и все такое, в общем, как твой отец.
Несмотря на боль в сердце, я не стала останавливать Шарлотту.
— Но это не твоя вина, — добавила Шарлотта, сверившись с книгой. — Понимаешь, ребенок — это ты, Люси, — ощущает, что его родитель — это твой отец — несчастлив. И поскольку — я, правда, не очень понимаю почему — ребенок глупый, он начинает думать, что это из-за него. И что он должен исправить положение. Понимаешь?
— Кажется, да. — В том, что она говорила, был смысл. Все свое детство я видела папу плачущим, но не знала, что его огорчает. И я помнила, как мне хотелось услышать, что он плачет не из-за меня. Еще я боялась, что он никогда не станет счастливым. Я была готова сделать все что угодно, лишь бы он был рад.