После обеденного перерыва мы все обычно ели мороженое, и даже Айвор иногда присоединялся к нам. Из-за необычно хорошей погоды в нашем противостоянии установилось временное перемирие (вспоминаются солдаты враждующих армий, на Рождество игравшие на нейтральной территории в футбол) Хотя наблюдать за тем, как Айвор обкусывает шоколад со своего эскимо, а потом слизывает красным языком оставшееся мороженое, было, мягко говоря, неприятно.
В конце концов Меган вызвали в отдел кадров, потому что туда поступила жалоба на ее непристойный внешний вид. Скорее всего, автором жалобы была какая-то женщина, поскольку мужская часть штата валом валила в наш офис под любым предлогом, лишь бы взглянуть на длинные смуглые бедра Меган.
Мередия пришла по этому поводу в восторг. Она надеялась, что Меган уволят. Но Меган вернулась в наш офис с загадочным и удовлетворенным выражением лица.
— Тебе потребуется наша помощь, чтобы собрать твои вещи? — осторожно предложила Мередия.
— Может быть, Розмари, может быть.
— А чему ты так радуешься? — спросила Мередия с подозрением. — И еще — меня зовут Мередия.
— Я переезжаю наверх. — Меган подчеркнула сказанное, указав пальцем на потолок.
Мередия опешила:
— Куда?
— На несколько этажей выше, — улыбнулась Меган улыбкой сфинкса.
— На сколько этажей выше? — спросила Мередия, едва не теряя сознание. — На один?
Меган покачала головой.
— На два?
Снова качание головой.
Мередия почти шепотом выговорила:
— На три?
И Меган, жестокая, жестокая Меган подождала несколько невыносимых секунд и только потом снова отрицательно покачала головой.
— Неужели… неужели на пятый этаж? — так и шлепнулась на стул бедная Мередия.
— Да, толстуха, я переезжаю на пятый этаж.
Оказалось, что Меган в своих самодельных шортах обратилась за помощью к одному из лысых рыхлых начальников, а именно к Фрэнку Эрскину, и он пообещал найти для нее позицию поблизости от себя.
— И что это может быть за позиция? — недоумевала Мередия. — Если только лежачая.
Новость распространилась по всему зданию, как вши по детскому саду, и весь штат был поражен этой историей о восхождении Меган. И все тоже начали мечтать о том, чтобы и их заметили в безликой толпе первого этажа и подняли на вершину жизни, то есть на пятый этаж. И заодно чтобы подняли зарплату, конечно же. Все ходили, вздыхали и говорили друг другу:
— Надо же, а я не верил в сказки.
Мередию это событие подкосило.
— Восемь лет я батрачила здесь, — стонала она, — восемь лет. А эта австралийская сучка только успела сойти с самолета, и на тебе. И ведь наверняка ее предки были ворами. Или даже проститутками…
И всякий раз, когда кто-нибудь говорил при ней: «Похоже, Меган идет наверх», Мередия тут же поясняла: «Это потому, что она не прочь лечь вниз, если вы понимаете, о чем я» — и неодобрительно поджимала губы в праведном негодовании.
Разумеется, эти предположения Мередии довольно быстро дошли до ушей Меган.
Взбешенная, с сузившимися глазами, Меган отвела Мередию в сторону. Я не знаю точно, что произошло между ними, но я видела, что Мередия вернулась бледная, а потом пару дней вела себя тише воды ниже травы. И с тех пор она при каждом удобном и неудобном случае энергично заявляла, что Меган получила повышение исключительно благодаря своим высоким профессиональным качествам.
Во всяком случае, на публике.
Глава пятидесятая
А после работы, когда жара немного спадала, меня встречал Гас, и мы проводили упоительные вечера в открытых кафе: пили холодное пиво, болтали и смеялись.
Иногда нас было много, иногда только двое: я и он. Но всегда нас окружали теплый воздух, звяканье бокалов, гул разговоров.
По вечерам солнце долго стояло в небе, не давая небу толком потемнеть. Просто на несколько часов синева становилась гуще, а потом снова наступал ослепительно яркий день.
Хорошая погода изменила народ: он тоже стал хорошим. Лондон наполняли веселые, дружелюбные люди — те же самые люди, которые уныло и угрюмо бродили по городу в остальное время года. Оттого, что теперь они могли до одиннадцати часов вечера сидеть на улице в одной футболке и не мерзнуть, их характер стал более мягким, почти средиземноморским.
Сидя в кафе этим летом, можно было сразу понять, кто из посетителей имел работу, а кто нет, и не только потому, что безработные никогда не угощали выпивкой других, а еще и потому, что они, безработные, щеголяли шикарным загаром.
И даже вечерами было слишком тепло для того, чтобы думать о еде, и только часам к одиннадцати мы лениво заходили в один из ресторанов с открытыми нараспашку окнами и дверями, где пили вино и притворялись, что мы за границей.
Ложась спать, мы не закрывали в спальне окно и укрывались одной простыней или вообще не укрывались, и все равно страдали от жары.
Трудно было даже представить себе, что значит холод. Однажды ночью мне было так жарко, что я, лежа в кровати, вылила на себя стакан воды, и это было очень приятно, а еще приятнее был последовавший со стороны Гаса порыв страсти.
И мне всегда было чем заняться. Жизнь превратилась в нескончаемую череду пикников, вечеринок и походов в бар. По крайней мере, такое у меня сложилось впечатление. Наверняка я несколько вечеров провела дома, сидя у телевизора, но эти вечера совершенно не отложились у меня в памяти.
Более того, у меня было не только много интересных дел, но также и много людей, с которыми можно было заняться этими делами. И это кроме Гаса, который проводил со мной все вечера без исключения. Тем летом у меня ни разу не возникало такой ситуации, когда мне хотелось пойти выпить, но не было компании.
Иногда даже Мередия присоединялась к нам с Гасом. Правда, в таких случаях она беспрестанно жаловалась на плохое самочувствие и обмахивалась газетой.
Джед и Гас отлично поладили, хотя и не сразу. При первой встрече они вели себя как два маленьких мальчика, которые не знали, как относиться друг к другу. Но потом набрались смелости, вылезли из складок моей юбки и завязали разговор. Кажется, Гас предложил Джеду попробовать его травки. И с тех пор они стали так дружны, что в те вечера, когда с нами был Джед, мне почти не удавалось поговорить с Гасом. Они вдвоем забивались в уголок, сводили головы вместе и часами шептались о чем-то своем, по-моему, связанном с музыкой. Парни часто говорят о подобных вещах, пытаясь перещеголять друг друга знанием имен музыкантов из никому неизвестных групп. Но если спросить их, о чем они беседуют, то они отмахнутся с самым важным и загадочным видом: «Это мужской разговор, ты не поймешь».
А вот Саймона они невзлюбили и не упускали возможности поиздеваться над ним и его любовью хорошо одеваться. И еще однажды вечером произошло давно ожидаемое мною знакомство Гаса с Дэннисом. После того как они пожали друг другу руки и обменялись вежливыми улыбками, Дэннис повернулся ко мне с взволнованным лицом и попросил отойти с ним на пару слов.
— О, Люси, — простонал он, оттащив меня в другой конец паба.
— Что?
Дэннис закрыл лицо руками и очень драматично прошептал:
— Он — ангел, он просто ангел.
— Значит, он тебе понравился? — спросила я с нескрываемой гордостью.
— Люси, он выглядит божественно!
С этой оценкой я была полностью согласна.
— Это такая редкость — встретить симпатичного ирландца, — продолжал Дэннис. — Но уж если ирландец симпатичный, то от него глаз невозможно отвести.
А вот к последнему заявлению Дэнниса я бы не стала относиться серьезно. Ведь скорее всего в своих рассуждениях он опирался на собственное отражение в зеркале.
Дэннис немедленно занялся Гасом, отчего я занервничала, поскольку знала девиз Дэнниса: в любви, как на войне, все средства хороши. То есть если ему нравился какой-нибудь молодой человек, то наличие у этого молодого человека подружки его не останавливало. И поэтому позднее, когда мы с Гасом возвращались домой, я напряглась, услышав, что Гас нашел Дэнниса приятным парнем.