– И правда, Стёпа, не трогай её, – сказала Анфиса. – И вообще, ребята, не хочет Света уступать – не надо. Пойдёмте лучше в беседку, устроим чаепитие. Я свой самый лучший сервиз вынесу!
– Да уж! Нечего с ней разговаривать! Гаистка она и есть гаистка! – топнула ногой Катюша.
– Да не гаистка, а э-г-о-и-ст-ка! – взмолилась Тома.
– А нас возьмёте чай пить? – спросил Стёпка. – Я печенье из дома принесу.
– Стёпка, у нас нет печенья, – сказала Люся строго.
– А вот и есть! – заявил Стёпка. – И сахара принесу мешок!
– А я – бабушкино варенье, хотите? – предложила Катюша. – Вишнёвое, без косточек.
– Я могу вынести конфет, – сообщил Павлик. – Которые у мамы для гостей.
Через пять минут площадка опустела.
Только Светка так и осталась качаться.
А потом двор снова загудел.
Собрались кто с чем: Стёпка выпросил у бабушки пачку «Юбилейного», Катюша принесла варенье в блюдечке, Павлик – твёрдые, похожие на гальку, ириски, а Тома – два пирожка с повидлом.
Все разложили на блюдечки, в чайник налили воображаемый чай (Стёпкину минералку), расселись в беседке кто на лавку, кто на перила – и начали болтать.
Анфиса рассказала, что в её школе поселилось привидение. Днём пряталось в каморке за актовым залом, а по вечерам воровало в учительской конфеты. Павлик, который учился с Анфисой в одном классе, предположил, что конфеты таскало не привидение, а Петька Громов из 6 «Б», за что и был вызван к директору.
Мишка рассказал о пожарной тревоге в школе и о том, как он, Мишка, пожал руку настоящему пожарному.
Катюша вспомнила, как они с Мишкой нашли на даче щенка и поили его молоком. А когда Мишка взял щенка на руки, тот его описал.
На что Мишка сказал, что Катюша всё врёт, как всегда, и никто на него не писал. А вот то, что он щенка научил сидеть, лежать и прыгать – правда. И что теперь он, пожалуй, станет дрессировщиком. Только, конечно, не собак, а тигров или даже заклинателем змей.
Тогда Павлик сказал, что он станет хирургом, как папа, и будет вырезать людям почки.
А Стёпка сказал, что почки вырезать, ясное дело, интересно, но ещё интереснее быть шпионом, потому что шпионы много получают и никогда не женятся.
Тут разгорелся спор, надо ли жениться.
Анфиса доказывала Стёпке, что если не женишься, то и детей не будет.
А Стёпка ей ответил, что ему и двух сестёр хватает, он и так уже Боженьку просил не посылать ему больше девочек, а послать братика и даже уточнил у папы, услышал ли Боженька его просьбу, но папа ответил, что «просьба на рассмотрении», а что это значит, Стёпка так и не понял.
Пока в беседке ели, пили и шумели, Светка слезла наконец с качелей и стала ходить по двору.
Скатилась с горки, зашла в домик, потопталась в песочнице.
Достала из рюкзака мелки, порисовала на асфальте.
А потом пошла кругами вокруг беседки.
Один круг прошла, второй.
«Какая она хмурая, – подумала Люся. – Наверное, ей обидно, что мы не взяли её в игру. Что бы я чувствовала на её месте? Все смеются, едят сладости, а я – одна-одинёшенька… Мне стало бы грустно…»
Наконец Светку заметила Катюша.
– Ну и что ты тут ходишь? – спросила Катюша, уперев руки в боки. – Мы тебя не звали!
– А я и не к вам, – огрызнулась Светка. – Двор общий, где хочу, там и хожу.
– Дааааа? Общий, значит? А мы тебе что про качели говорили?! – не унималась Катюша. – Ты качели заняла, а мы – беседку. Хотела качаться – вот и иди, пожалуйста, качайся на здоровье!
– Ну и пойду! – буркнула Светка. Развернулась и пошла к дому, но на полпути остановилась, постояла немного и снова двинулась к беседке.
Подошла и пробурчала:
– Ладно, я больше не буду как газистка… Извините…
– Лаааадно, нееее бууууду! – передразнил её Мишка. – Думаешь, «ладно» сказала – и всё?
Светка нахмурилась.
– Ишь какая! Сначала с нами, как с дурачками, а потом «больше не буду!» – продолжал яриться Мишка. – Да скажи спасибо, что мы маме твоей не нажаловались!..
Светка покраснела. А Мишку несло:
– Давно пора ей рассказать, какая ты вредина! Только о себе и думаешь! Ещё и дерёшься! Томку укусила! Янке помпон оторвала!..
– Ну и расскажи! – крикнула вдруг Светка. – Ну и пожалуйста!
Глаза у Светки заблестели, но она тут же оттёрла их грязным кулаком.
В кулаке мелькнул пучок одуванчиков.
– Одуванчики… – сказала Люся, лишь бы что-нибудь сказать. То ли от Мишкиного голоса, то ли от Павликовых ирисок у неё свело живот.
Люсе очень не нравилось, когда кто-то при ней ссорился.
Она чувствовала волнение, а порой и тревогу – особенно если видела чьи-то слёзы.