А вот конец недели не радовал вовсе: его непостоянная спутница потребовала остановиться в одном постоялом дворе под предлогом того, что в нем намечалось выступление талантливого юного барда. Все песнопения навевали на Геральта тоску, и он надеялся, что в этот раз ему удастся отсидеться в комнате. Но Йеннифер напомнила о том, что он проиграл ей спор когда-то несколько лет назад, и теперь ведьма желала, чтобы он составил ей компанию. Геральт мог бы отказать, но такая простая просьба в оплату спора с чародейкой была редкостью. Йеннифер вполне могла бы стребовать с него гораздо больше, а на это рандеву развести горячими обещаниями — ведьмак слишком хорошо себя знал. Именно поэтому сейчас он сидел в дальнем углу таверны и надеялся привлечь как можно меньше внимания.
И если бы одна вещь не отвлекала его, то Геральт бы с удовольствием наблюдал за тем, как развлекается чародейка, увлекая в танцы гостей, любовался бы ее, без сомнений, прекрасной улыбкой. Но эта вещь была. Скорее, это был человек, при виде которого волосы на всем теле становились дыбом, а в горле сворачивался ком: все тело буквально тянулось навстречу барду, который полвечера не отводил взгляда от темного закутка, где прятался от чужого внимания Геральт.
Мальцу было от силы лет двадцать, он был слишком живой, слишком певучий и жизнерадостный, юный и абсолютно раздражающий. В копне растрепанных каштановых волос барда была серебряная прядь, которая, казалось, принадлежала вовсе не ему. Но этот необычный контраст заставлял Геральта нехотя возвращать к нему свой взгляд. Йеннифер иногда пыталась позвать ведьмака ближе, но он только отрицательно мотал головой, не собираясь и шага делать в сторону странного музыканта. Его пальцы покалывало то ли от предвкушения, то ли от нетерпения — такое с ним бывало редко, например, с Йеннифер, да и то в первые годы знакомства, когда ее хотелось касаться, присваивать и брать каждую свободную минуту. Иногда он ощущал это, когда долго не держал свой меч в руках, а предстояла добрая схватка. Но еще никогда он так отчетливо не чувствовал этих маленьких иголок, впивающихся в самые кончики пальцев, при взгляде на кого-то незнакомого.
Бард допел и поклонился, приняв в оплату несколько брошенных монет, а Геральт выдохнул, понимая, что едва парнишка исчезнет, то и это неправильное беспокойство отпустит. Но мечты ведьмака, как известно, никогда не сбывались, так с чего бы им начинать это делать?
Юноша, имя которого ведьмак принципиально решил не запоминать (по крайней мере, он делал вид, что не расслышал его, когда музыкант спускался со сцены), вопреки всем надеждам Геральта, направился прямо к нему.
— Раньше не видел тебя здесь.
Он смотрел на ведьмака без смущения и страха, с каким-то интересом и явным волнением, которое, судя по всему, они делили на двоих, только вот Геральт не собирался ничего с этим делать. Но, видимо, у барда были другие планы.
— Я Лютик.
— Поздравляю.
Мужчина не смотрел на музыканта, предпочитая разглядывать собственные руки и почти пустой бокал с тем, что тут называли элем: обычно люди теряли к нему интерес после пары безразличных реплик, и он надеялся, что это сработает и сейчас.
— А ты ведьмак?
— А ты бард?
— Да, а как же ты догадался? Признайся, это лютня меня выдала или выступление?
Непринужденность и жизнерадостность выводили ведьмака из состояния и без того шаткого равновесия. Он отрицательно покачал головой, стараясь намекнуть собеседнику, что не намерен продолжать диалог. Однако тот был настойчивым.
— Что скажешь о моем выступлении? Ты, наверное, слышал многих бардов до меня, как думаешь, мне удастся стать великим музыкантом?
Лютик без спроса приземлился за стол, повторяя позу ведьмака и складывая руки перед собой так, что они попали в поле зрения Геральта, и он невольно рассматривал тонкие фаланги, аккуратные ногти и загрубевшие от игры на струнном инструменте кончики пальцев, заусенцы, по-детски обкусанные, и пару шрамов, похожих на те, что оставляют домашние кошки.
— Ну же, ведьмак, поговори со мной.
Эта реплика прозвучала почти так же капризно, как ее произнесла бы Йеннифер, но менее жеманно, без заигрывания. Ведьмак поднял удивленный взгляд, понимая, что его ревнивая до внимания спутница только с интересом наблюдает за их беседой, не предпринимая попыток прервать их. Обычно чародейка предпочитала занимать все свободное время ведьмака, пока они путешествовали вместе.
— Зачем?
Геральт посмотрел на барда, снова цепляясь взглядом за белоснежную прядь в его волосах и склоняя голову, чтобы рассмотреть: это была настоящая седина, судя по тому, что он мог видеть.
— Может, я как раз ищу такого ведьмака, как ты, чтобы воспеть его подвиги в своих балладах о доблести и чести?
— Не стоит.
Мужчина залпом допил остатки кислого эля и поморщился, так как на дне собрался самый мерзкий осадок; он поднялся из-за стола, намереваясь уйти, когда бард — будь он неладен — бросился ему наперерез и обхватил пальцами запястье, тут же нелепо замирая, будто на голову пришибленный.
Но Геральт не мог отрицать: их обоих внезапно прошило таким магическим разрядом, что впору было задуматься о любовном проклятии. Но влюбленным ведьмак себя не чувствовал, влекомым и раздраженным — так точнее. Бард потерял равновесие, глядя в глаза Геральта, который удивленно смотрел на лицо Лютика, поэтому ведьмаку пришлось придержать его, чтобы он не расшиб себе голову о ближайший стол.
— Это что сейчас?..
— Не имеет никакого значения, бывает. Вспышка магии.
Лютик продолжал еще что-то лепетать, путаясь в словах и перебивая сам себя, но Геральт сделал единственное верное, что мог: двинулся к выходу, скидывая руки наглого юноши с себя и стараясь уйти как можно скорее.
— Йеннифер.
Геральт едва ли членораздельно рыкнул, исчезая за дверями таверны и направляясь в свою комнату. Чародейка и сама могла догнать его и найти дорогу к комнатам, да и защититься сумела бы почти от чего угодно. Ведьмак скрипел зубами, раздраженно сжимая горящие ладони в кулаки: запястье, где коснулся его наглый мальчишка, горело огнем, а все живое в Геральте противилось его уходу. Но так было правильно.
Йеннифер зашла к нему спустя несколько минут, когда ведьмак уже успел выпить холодной воды и немного отойти от странной встречи, но сегодня мужчина был ей рад.
— Куда ты убежал?
— Пацан приставучий попался.
— Чего хотел?
Чародейка чувствовала себя свободно, располагаясь на постели ведьмака и вытягиваясь, блаженно мыча и наслаждаясь тем, как расслаблялись натруженные за вечер танцев мышцы.
— Предложил путешествовать со мной.
— А ты отказался?
— Конечно я отказался, с чего бы мне соглашаться? Мне только барда под рукой не хватало для полного счастья.
Йеннифер выгнула бровь, смотря на напряженную спину ведьмака удивленно: таких длинных речей она от него не слышала уже пару лет, но уже давно привыкла к тому, что Геральт не болтун. Но она могла различать его желания по вздоху, по каждому оттенку его рычания: годы, проведенные вместе, научили ее читать ведьмака, но сейчас она решительно не могла понять, что скрывается за привычным раздражением. Неужто интерес?
— Но он совсем страх потерял, пытался меня задержать, уговорить, это… немыслимо.
— Геральт, — чародейка протянула его имя игриво. — Ты же видный мужчина, может, парень просто влюбился с первого взгляда?
— Давай без этого.
Йеннифер закатила глаза, когда ведьмак повернулся к ней; он хмурился и тяжело дышал так, будто и вправду злился, но в его глазах было гораздо больше, чем банальная ярость, и в этом коктейле чародейка бы с удовольствием искупалась. Если бы ей не было жаль своего единственного друга; вслух она бы этого, конечно, не признала, но себе Йеннифер никогда не лгала.