— Хорошо, дорогой, без шуток. Он молод и хочет приключений, поэтому так стремился стать твоим спутником. Не усложняй и не ищи других мотивов, Геральт. Только если ты не скрыл от меня ничего?
Лицо ведьмака сперва разгладилось, и он кивнул, соглашаясь с предположением чародейки, а после вновь нахмурился, давая собеседнице понять: что-то он все-таки утаил от нее. Любопытство было одним из ее главных пороков: долгая жизнь вынуждала Йеннифер искать все новые пути подогревать свой интерес к существованию, и секреты ведьмака стоили того, чтобы пропустить несколько часов сна.
— Нет, ты права, просто юнец мечтает о приключениях, — Геральт стянул с себя рубаху, устраиваясь на постели рядом с чародейкой и поднимая бровь, намекая, что ей пора его покинуть. — Доброй ночи, Йеннифер.
Женщина усмехнулась ведьмаку; не то чтобы она надеялась на какие-то утехи сегодня: его настроение и разговорчивость сразу дали понять, что этим вечером они развлекаться не станут, а настаивать на сексе она считала ниже своего достоинства. Поэтому Йеннифер коротко чмокнула мужчину в щеку и оставила его одного. Но она ясно понимала, что ей необходимо было узнать, что недосказал ведьмак. Поэтому она вернулась в таверну и расспросила о том, где ей найти певучего барда. Пропустив мимо ушей советы не связываться и не лезть, Йеннифер добыла ориентир.
Мальчишка обустроился в одной из сельских пристроек, оплачивая проживание в ней монетами, что удавалось заработать своими песнями, насколько чародейке теперь было известно. Что было вне ее ведома, так это компания барда, которую женщина застала в чем мать родила седлающей бедра юноши.
«Ну, хоть кому-то повезло сегодня», — мелькнула мысль в голове Йеннифер, пока она наблюдала за тем, как скоро девушка одевается. Все вопросы от юной персоны она пропустила мимо ушей, сказав, что у нее к музыканту есть личное дело и она не собирается обсуждать его при посторонних. Девица что-то пискляво говорила и даже протестовала, пока рядом с ней не вспыхнул небольшой огненный шарик, который мгновенно убедил ее прекратить истерику.
Лютик же, судя по всему, был смущен, но еще больше заинтересован: его эмоции были вкусными, и, если бы Йеннифер не гложило любопытство, она бы непременно углубилась в его сознание и даже подкинула пару новых дум.
— Чем обязан?
Паренек достаточно быстро взял себя в руки, вальяжно устраиваясь на кровати и выглядя почти соблазнительно: поджарое тело, еще практически нетронутое мужественной порослью волос, нежная кожа и почти невинный запах. Но было не место и не время любоваться юнцом, который так опрометчиво предлагал себя чародейке.
— Хотела спросить, о чем вы говорили сегодня с моим спутником.
Йеннифер присела на край небольшого стола, который служил мальчишке и письменным, и обеденным, судя по всему, и разглядывала его без особого смущения: смотреть-то она сама себе не запретила.
— Вы про ведьмака?
— Естественно.
Бард слегка растерялся, покрываясь нежным, неуверенным румянцем, а после сделал глубокий вдох.
— Я попросил его взять меня в приключения с собой. Он отказал.
Расстроенный и разочарованный мальчишка почти пробудил в чародейке материнскую теплоту, но она предпочла заглушить любое сочувствие в своей душе: удовлетворение собственного любопытства было гораздо важнее.
— Почему ты захотел отправиться с ним? С ведьмаками не самые веселые приключения, а часто даже опасные. Я бы сказала, что смертельно опасные.
— Просто… — юноша замялся, в неловкости перебирая пальцами одеяло, которым прикрывал наготу; румянец его стал ярче и гуще, а любопытство Йеннифер достигло пика. — Я почувствовал, что должен пойти с ним.
— Как это почувствовал?
— Когда коснулся его. Меня и до этого тянуло подойти ближе, но когда я прикоснулся к нему, меня будто стрелой в копчик прострелило. Как знак свыше, понимаете?
— Интересно, Лютик… Это все очень интересно. Кстати, я забыла спросить твое настоящее имя, не могла же любящая мать назвать свое дитя лютиком?
— Меня зовут Юлиан.
— Просто Юлиан?
— Неужели это так важно?
— А, может, я хочу знать твое полное имя, чтобы рассказывать всем друзьям, что встретила того самого Лютика еще до того, как он стал известным на весь континент бардом, и первая спросила его полное имя.
Йеннифер смотрела на него с улыбкой и деликатно добавила в голос достаточно игривости, чтобы юноша мог воспринять ее слова как шутку, но ни в коем случае не оскорбиться.
— Юлиан де Леттенхоф, но от моих титулов никакого толка: уже четыре года мне нет пути домой.
— А лет тебе немногим больше девятнадцати?
— Вы так и не представились, моя дорогая.
Лютик скрестил руки на груди, настораживаясь от последнего вопроса чародейки; она могла бы не усложнять себе задачу и просто прочесть его, но ночь была длинной, а Йеннифер никуда не спешила.
— Йеннифер из Венгерберга, прошу простить мою бестактность. Просто, возможно, я была знакома с вашими родителями еще до вашего рождения, вот и хочу узнать, видела ли я вас совсем маленьким, или нам не удавалось раньше пересечься.
— Вы правы, мне девятнадцать.
— Все верно, я была в вашем доме двадцать лет назад в последний раз. Моя потеря, что я не видела, из какого очаровательного карапуза вырос такой талантливый юноша.
Бард немного расслабился: похвала действовала на него как сладости на ребенка, а вот чародейке больше нечего было здесь делать, поэтому она поднялась со столика, улыбнулась музыканту вежливо и кивнула.
— Не смею мешать вам больше. Доброй ночи, Юлиан.
Лютик пытался предложить ей остаться, но прохладного отказа ему хватило, чтобы не настаивать. Ведьма же вернулась в свою комнату и ходила из стороны в сторону, чувствуя волнение от неожиданных познаний: слишком много ощущений бурлило в ней сейчас. Лютик абсолютно точно был ребенком-неожиданностью, который появился по воле ведьмака. Теперь количество эмоций и сомнений на лице Геральта было понятным, а вся ситуация настолько увлекательной, что чародейка придумала, как задержать своего спутника в городе на подольше, ну и избавить от одного маленького сомнения.
Она спала плохо, впервые за последнее время испытывая предвкушение маленькой, доброй, но совершенно необходимой пакости. «Я всего лишь забочусь о безопасности друга, эта судьба непредсказуема, может и в ответ ударить, если ее так отталкивать», — именно так она оправдывала свои намерения. За завтраком Геральт казался гораздо более спокойным, но задумчивым, а значит, пришло время действовать.
— Геральт, я узнала, что на днях сюда наведается торговец, которого я давно не встречала, и я бы хотела пополнить свои запасы. Ты же не против пару дней отдохнуть вместе с мной?
Йеннифер улыбалась ведьмаку очаровательно и невинно, отпивая из своей кружки слишком крепкий кофе и слегка морщась недовольно. Ведьмак пожал плечами, хмыкнув, а чародейка была не готова сделать вид, что это отказ.
— Вот и прекрасно, ты отдохнешь и дашь Плотве немного передохнуть, а я приобрету все необходимое. Ты прелесть.
И, еще до того, как ведьмак успел как-то возразить, женщина поднялась из-за стола и буквально исчезла из поля зрения. Геральт вдохнул глубоко и прислушался к себе — все его существо было согласно с идеей остаться, а разум вопил бежать как можно дальше, чтобы вновь не чувствовать того иррационального притяжения. Ведьмак знал это чувство: страх сковывал его разум, боязнь новых ощущений, которых мужчина старался избегать. Однако он никогда не считал себя трусом, поэтому решил, что пару дней в одном городе со странным бардом он переживет.
Йеннифер в это время занималась разработкой собственного плана; ничего сложного в этом не было: люди казались неплохими подопытными для манипуляций, но чародейка предпочитала идеальное исполнение, поэтому контролировала каждый нужный этап. Если бы Геральт не был так погружен в собственные мысли, он бы заметил ее воодушевление и, возможно, догадался бы о ее намерениях, но ведьмак интересовался только собой, что в данном случае чародейке было только на руку.