— Прекрати, бард.
Лютик, успевший обогнать лошадей, — судя по всему, при виде города в нем открылось второе дыхание, — только оглянулся на ведьмака и пожал плечами, совершенно наплевав на хмурое рычание. Йеннифер молчала, наблюдая за тем, как Геральт сжимает поводья крепче и дышит тяжело, но ничего не говорила: слишком сильно ее забавляла вся ситуация, чтобы сейчас прервать ее своими словами.
— Неужели тебе не нравятся мои песни, Геральт из Ривии?
Лютик все еще шел впереди и повернулся лицом к ведьмаку, шагая спиной вперед, точно шут гороховый. Геральт осмотрел его, с трудом припоминая, когда же мальчишка успел переодеть разрезанную рубаху и камзол, но все еще не собираясь разговаривать с ним.
— Значит, у тебя совершенно никакого вкуса, я абсолютно точно знаю, что моя музыка хороша, по крайней мере, терпима.
Ведьмак прикрыл глаза, переживая очередную волну гнева и убеждая себя, что даже такой человек, как бард, не стоит того, чтобы заставить Плотву его затоптать. Как бы ему этого ни хотелось. На их разношерстную компанию при въезде в город смотрели удивленно: сам ведьмак привлекал уже достаточно внимания, а болтун и не затыкающийся шут и высокомерная Йеннифер озадачивали зевак еще больше. Геральт благополучно растерял остатки терпения еще в дороге, поэтому он пришпорил лошадь, чтобы оказаться у постоялого двора как можно быстрее. Внутри его ждала радостная новость: неподалеку в лесу завелась какая-то тварь.
— На прошлой неделе пастух с козами не вернулся, так и не нашли ни одной. И сегодня утром один повел корову — и все, ищи-свищи.
Делился информацией хозяин постоялого двора, ставя перед ведьмаком заказанный бокал, а Геральт был готов хоть на стрыгу идти, лишь бы избавиться от назойливой компании.
— Где они паслись обычно?
— Так в лесу, рядом с прудиком, мы туда всю тварь на водопой водим, когда пасем, с колодца ж не наносишься.
Ведьмак хмыкнул, кивая, и отпил из бокала, спрашивая о цене ровно в тот момент, когда Йеннифер и Лютик входили в двери. Судя по тому, что его спутники отстали не просто на пару минут, они уже нашли себе занятие поинтересней, а это значило, что, возможно, Геральт спасен.
— Мы идем на охоту?
Воодушевленный мальчишка подбежал к ведьмаку, а от эмоций его голос перестал хрипеть, но стал выше и еще более раздражающим, если это вообще было возможно.
— Я иду. Ты — нет.
— Так дело не пойдет, я обещал, что буду воспевать твои подвиги, а с твоей разговорчивостью что ты мне скажешь? Убил мечом, сжег, заплатили.
Бард наглел, изображая Геральта, и ведьмак уже занес кулак, чтобы съездить ему в живот, отбив всякое желание шутить, а тем более отправляться на охоту. Но Йеннифер вклинилась между ними и обхватила ладонями кисть ведьмака.
— Да ладно тебе, Геральт, мальчишка напишет пару песенок, с тебя что, убудет?
Ведьмак посмотрел в глаза чародейки возмущенно, сцепляя челюсти и вырывая руку из ее хватки, развернулся на пятках и пошел прочь, так и не осушив свой бокал. Хотелось убивать, и если бы в городе не было какой-то твари, то Лютик точно стал бы жертвой горящего внутри Геральта гнева.
— Воу, куда ты так рванул, неужели ты так всегда спешишь убивать? — Лютик тараторил, делая вид, что не заметил в таверне занесенного кулака: судя по всему, жизнь он не слишком ценил. — Хорошо, что у меня тренированные ноги, я могу и говорить, и держать темп, правда это очень выгодный талант для барда?
— Но только не для меня.
— Да ладно тебе, признайся, ты просто ворчун, на самом деле тебе нравится компания.
Геральт остановился и дернул барда за воротник, почти порвав его пиджачок; он сделал пару вдохов и выдохнул шумно.
— Я не хочу компанию, тем более твою. Теперь заткнись.
Бард поморщился, чутко следя за тем, чтобы не выхватить удар сейчас, но ведьмак удержал себя в руках и был крайне горд собой. Лютик сопел обиженно, но больше не пытался заговорить, а это давало ведьмаку возможность сосредоточиться на своих ощущениях. Он чувствовал запах крови где-то неподалеку, совсем рядом с водой, но здесь был еще какой-то смрад, забивающийся в ноздри еще сильнее. Кислота. Это однозначно была кислота, сразу у кромки воды.
— Замри.
Геральт кивнул Лютику, даже не поворачивая к нему головы. Что бы ни стало причиной смерти животных и пастухов, оно было в воде. Может, и стоило бы пожертвовать мальчишкой как приманкой, но что-то внутри мужчины говорило, что это неправильно. Совесть? Ведьмак надеялся, что это она.
До чуткого ведьмачьего слуха дошел скользящий звук движения где-то глубоко в омуте: совсем рядом с берегом по каменистому дну катился камешек. Едва Геральт успел взять в руки меч, из воды выскочила пиявка. И он был бы рад, если бы это оказался обычный червь размером с палец, но у этого монстра были конечности, а еще полная острых зубов пасть. Самое противное: она поливала жертв кислотой, и Геральту повезло, что он успел отскочить от первого плевка. Лютик запоздало заверещал, отвлекая пиявку и давая ведьмаку возможность распороть ее, однако, пока Геральт справлялся с ней, он упустил из виду, что долбаный бард попятился и оказался в шаге от воды.
Удаче Лютика можно было бы позавидовать, будь это любая другая тварь: если бы Геральт не спешил отойти от трупа подальше (мертвые тела пиявок имели свойство раздуваться и разрываться противным кислотным пузырем после смерти), он бы не увидел этой совершенно тупой оплошности мальчишки.
— Прочь.
По спине Геральта стекала кислота, которой только что разорвало первую пиявку, а самому мужчине в который раз захотелось бросить музыканта на произвол судьбы. Лютик посмотрел на ведьмака удивленно, но сделал пару шагов от воды как раз в тот момент, чтобы не быть в следующую секунду облитым желудочным соком второй пиявки. Геральт оказался между чудовищем и бардом как раз в то время, чтобы в зубастой пасти монстра оказался меч, а не лицо Лютика.
— Беги!
Геральт добил пиявку и буквально за шиворот потащил замершего в ужасе юношу. По телу мерзко струилась кислота, обжигая кожу, но ничего не было приятней, чем тишина, которую шокированный бард дарил Геральту.
— А это… это что было?
Шок не продлился долго, но раз уж юнец заговорил, то это значило, что можно отпустить его воротник и идти на привычной дистанции.
— Пиявка.
— Но они же… маленькие.
Лютик все еще заикался и крупно дрожал, побелев от пережитого страха и хмурясь. Таким он ведьмаку нравился значительно больше.
— Иногда нет.
— Ты в кислоте.
— Смою.
— Так страшно всегда?
— Да.
— Ты не боишься?
— Нет.
— Значит, и я научусь.
Геральт рыкнул в ответ, сжимая кулаки и не собираясь больше вести беседу: на сегодня он достиг лимита по разговорам и давно преодолел пороги своего и без того не бесконечного терпения.
Лютик вошел в таверну и плюхнулся без сил на скамью; он смотрел перед собой и не замечал никого вокруг. Ведьмак же получил свою оплату и заказал мальчишке крепленого вина, чтобы он тут не скопытился.
— Ты поужинаешь с нами, Геральт, или будешь принципиально голодать в одиночестве?
— Спущусь.
Ведьмак ушел в небольшую комнату, в которой ему однажды уже приходилось ночевать. С тех пор ничего не изменилось, а теплая лохань с водой заставила кожу Геральта покрыться мурашками от предвкушения, правда, еще она оказалась усеяна ожогами, но это было не так страшно: их можно намазать перед сном.
Мужчина опустился в воду и прикрыл глаза, тяжело выдыхая и проводя по своему телу руками; бугристые шрамы, давно уже привычные, не вызывали никаких эмоций, травмированная во время охоты кожа горела в теплой воде, но кислоту стоило смыть прежде, чем лечить повреждения. Геральт думал о том, во что превратилась его жизнь, когда он согласился путешествовать с чародейкой, и до сегодняшнего дня все было терпимо, но ее манипуляция с бардом была просто подлой. Именно этим словом он обозначил такой поступок старой знакомой.