Желудок давал о себе знать недовольным бурчанием, а это означало, что Геральту предстояло сдержать слово и спуститься на ужин в своей раздражающей компании. Лютик снова обрел свою природную болтливость, рассказывая всем окружающим об их с Геральтом охоте. На слове «их» лицо ведьмака перекосило, но он немного успокоился, когда бард упомянул, что чуть портки не обделал от страха. Одновременно со своей болтовней он делал какие-то пометки и бренчал на своей лютне, пробуя новую мелодию. Йеннифер улыбнулась широко и хитро, завидев ведьмака, и приглашающе похлопала по месту на скамье рядом с собой.
— Специально для тебя заняла, дорогой.
Геральт хмыкнул и придвинул к себе тарелку с горячей похлебкой, взял в руки ароматную булку с травами и приступил к еде.
— Знал бы барон де Леттенхоф, где его отпрыск шастает…
Лютик не дал договорить мужчине, резко прервав его:
— А ему было бы все равно, господа, абсолютно все равно: он сам меня выгнал, так что, будем считать, что я для него давно мертв.
Услышав эти слова, Геральт едва сумел проглотить похлебку и не подавиться, поднимая свой взгляд на барда, который был уже явно нетрезв и продолжал что-то бормотать себе под нос.
— Повтори-ка свое полное имя?
— Я думал, что ты знаешь, Йеннифер тебе его не сказала?
Геральт повернулся к чародейке, которая делала вид, что ее здесь нет, а на ее губах играла самодовольная улыбка. Ведьмак выдохнул, снова сжимая кулаки, и потер виски, теперь понимая, откуда у мальчишки седая прядь и почему их тогда прострелило магическим разрядом при первом прикосновении.
— Блять.
Йеннифер утвердительно хмыкнула и поднялась из-за стола:
— Ну, раз ты догадался, дорогой, я сразу скажу, что он не справится. Я хотела, чтобы ты знал о нем, но он не создан для такой жизни.
— О чем вы?
Лютик оторвал взгляд от своих записей, смотря то на ведьмака, то на чародейку; он ничего не понимал и только удивленно хлопал синими глазами, стараясь собрать мысли в кучу и понять, что же он пропустил в диалоге двух своих новых знакомых.
— Ты — дитя-неожиданность.
— Э-э-э… Но это же чушь собачья.
Лютик нахмурился, пытаясь вспомнить, что вообще это значит, а после округлил глаза и сглотнул, понимая, что их встреча была не случайной.
— Мне говорили пару раз, что я связан с кем-то судьбой, что это бравый воин, но я не верил в эти сказки. И что теперь?
— А теперь Геральт должен решить, готов ли он взять тебя с собой.
— Это уже решено, я пойду за ним, куда бы он ни отправился, тем более раз мы связаны судьбой.
Ведьмак слушал этот диалог, в конце прикрыв глаза и стараясь выровнять дыхание; с одной стороны, отказаться от судьбы было бы опрометчиво просто потому, что никогда не угадаешь, как она ударит тебя в ответ, но Лютик не был готов ни к долгим дорогам, ни к охоте на монстров, раз уж он так сильно испугался пиявок.
— Ты не просто пойдешь. Ты начнешь тренироваться. Раз судьба надо мной издевается, я буду издеваться над тобой.
Лютик открыл рот, чтобы что-то сказать, а после снова и снова, но из его рта не вылетело и звука: судя по всему, он проанализировал ситуацию и понял, что гораздо более выгодно согласиться на условия ведьмака, чем остаться одному и без защиты, а как избавиться от тренировок, бард придумает.
— Хорошо, пусть будут тренировки, напарник.
— Нет.
Геральт посмотрел на него скептично и закатил глаза, вернувшись к своей похлебке и не собираясь больше ни с кем заговаривать. Он проигнорировал просьбу Йеннифер подумать хорошенько и жестом заказал себе еще бокал вина, чтобы почтить память своей спокойной и привычной жизни.
Лютик тем временем на небольшой публике, которая собралась этим вечером в таверне, стал испытывать новую песню про героизм ведьмака. Песня была встречена хорошо, но, как казалось Геральту, только потому, что народ слышал эту историю только что и, переложенная на стихи, она звучала смешно.
Залпом допив бокал, ведьмак поднялся и ушел, не собираясь заботиться еще и о ночной судьбе барда. Как-то же он дожил до возраста девятнадцати лет, вот и ночь без защиты прожить мог.
Сон не шел, так как голова была занята тем, как превратить болтливого мальчишку в достойного спутника. И Геральт старался не думать, почему так просто принял идею, что будет путешествовать не один: и так слишком много информации и мыслей было для одного дня. Одно было ясно: барду необходимо было научиться ездить верхом.
Эту мысль Геральт высказал утром за завтраком, а Лютик снова начал тараторить, отказываясь от этой «абсурдной идеи». Ведьмак выжидал, пока запал и запас слов мальчишки иссякнут, прежде чем снова заговорить.
— Это было не предложение. Сегодня же ты найдешь себе лошадь.
— Не буду, не хочу, не стану!
Лютик перешел почти на визг, заставляя ведьмака зажать уши руками и прикрыть глаза; он и сам не понял, когда успел занести руку и отвесить легкую пощечину истерящему мальчишке. Тот покачнулся на скамье и смотрел теперь обиженно, держась за горящую щеку. Зато молчал.
— Я сказал — значит, сделаешь.
Бард не осмелился больше перечить, только бормотал себе под нос что-то про отвратительный характер Геральта. Мужчина не вслушивался и наслаждался относительной тишиной. Не радовало одно: им придется задержаться в Тибергене, потому что дальше идти с совершенно бездарным компаньоном было бессмысленно.
Ближе к обеду Геральт помог Лютику выбрать лошадь: достаточно молодую, чтобы она не загнулась в дороге, и смирную, чтобы не скинула неопытного ездока. Лютик дал ей совершенно отвратительное имя, по мнению ведьмака. Муза? Это было издевательство над животным, но в этом мужчина решил уступить мальчишке.
После обеда, выловив избегающего своих новых обязанностей Лютика в подсобке таверны и в объятиях местной девушки, Геральт отвел его в конюшню.
— И как на нее залезать?
Бард притворялся дурачком, за что чуть не схлопотал подзатыльник от наставника. А ведьмак только хмыкнул.
— Сегодня ты будешь учиться ее седлать. Когда ты научишься делать это правильно, тогда и залезешь.
Лютик с опаской подошел к животному сзади, а Геральту пришлось отдернуть его и объяснить, почему так делать не стоит. Плотва в соседнем стойле скептично фыркнула.
— И вот с этим нам, Плотва, предстоит иметь дело.
Лошадь снова фыркнула, а Геральт кивнул животному, которое выглянуло из-за перегородки.
— Ты говоришь с ней, будто она может тебя понять.
— Уж лучше, чем ты.
Лютик снова надулся, но следил за руками ведьмака и слушал, что тот говорил о ремнях и стременах. Первая пара попыток не увенчалась успехом, а вот на третий раз у Лютика получилось устроить на кобыле седло, но сесть верхом ведьмак ему не разрешил, сказав снимать все с Музы и выходить из конюшни.
— Ну что, ужин?
— Не мечтай. Оружие.
— Тогда… — бард в раздумьях походил из стороны в сторону и подпрыгнул на месте, оказавшись к Геральту слишком близко и заглядывая ему в глаза счастливо. — Тогда я хочу лук.
Ведьмак прикрыл глаза, пытаясь найти в себе силы, чтобы не стукнуть дитя-неожиданность снова: так можно было вышибить последние оставшиеся мозги.
— Почему?
— С луком мне не нужно будет быть близко к монстру, и я смогу помогать тебе издалека.
— Это очень тупая мысль, но… Может, на первое время сойдет.
Геральт уводил непутевого мальчишку к оружейнику, в душе надеясь, что у того не будет ни одного лука и ему не придется учить барда обходиться со стрелами: в борьбе с монстрами они никогда еще не были эффективным оружием. Но лук нашелся, и, пока ведьмак пытался договориться о цене с хозяином лавки, Лютик сделал самое тупое, что можно было сделать; хотя чего от него можно было ожидать?
Результатом поступка барда стала разбитая ваза хозяина лавки, и цена на лук резко вернулась к исходной для них двоих.