Карета подъехала к трактиру, стоявшему на самом дерегу канала в ста саженях от верфи и куда доносился стук топоров и визг пил, Левенрот и Шенберг вышли из кареты, закутанные в плащи, с глубоко надвинутыми шляпами. На крыльцо им навстречу в белом фартуке и теплых вязаных чулках вышел трактирщик, низко поклонился, признавая в стремившихся к его заведению важных господ.
- Эй, приятель, две комнаты в твоем трактире для нас найдется? Мы хорошо заплатим! - обратился к толстому, добродушному с виду трактирщику Левенрот.
- Только одна свободная, сударь. Но если не побрезгуете моей, то могу уступить. Надолго ли?
- Нет, всего дня на три.
- Тогда милости прошу, - все кланялся трактирщик, уже подсчитывая, сколько денег он сумеет запросить за комнаты с таких господ.
Левенрот и Шенберг прошли в зал и увидели дубовые столы, на беленых стенах гравюры, изображающие корабли различных типов, бушующее море. Трактирщик, суетясь, провел гостей в одну из комнат, что предназначалась для постояльцев. Левенроту комната приглянулась - рядом с залом, и если дверь немного приоткрыть, можно не только слышать, о чем толкуют посетители трактира, но даже видеть их.
- Не шумно будет? А то ведь можно постояльца сверху попросить сюда спуститься, а вы бы там...
- Ничего не нужно, - строго возразил Левенрот. - Вот тебе плата вперед, - и протянул трактирщику увесистый, туго набитый кошелек из телячьей кожи. Видя, как расползлась по лицу трактирщика удивленно-восхищенная улыбка, сказал, наклонясь у самому уху толстяка: Если подашь на стол одного гостя моего пива, получишь ещё такой же. Согласен?
Опасение и нерешительность изобразились на рыхлом лице трактирщика, глаза забегали и наконец остановились на строгом лице странного гостя.
- Согласен?
- Кому же это? Какому гостю я должен ваше пиво поднести? - промолвил трактирщик тихо, очень боясь подвоха, но в то же время желая сделаться обладателем второго кошелька.
- Московиту Петру Михайлову, который каждый вечер приходит сюда пить пиво. Тому, что на верфи работает, - прошептал в покрытое рыжими волосами ухо трактирщика Левенрот.
Теперь уже не просто опасение, а неподдельный ужас читался в маленьких глазках хозяина заведения. Он замахал руками, в одной из которых был крепко зажат кошелек.
- И не просите, не просите! Русскому царю поднести Бог весть какого пива! А кто пообещает мне, что оно не отравлено? Возьмите свой кошелек и уходите поскорее, покуда я не вызвал полицейских.
Трактирщик, будто держа в руках не золото, а комок грязи, с отвращением на лице сунул кошелек Левенроту и хотел было скрыться за дверью, но, пойманный за шиворот сильной рукой Шенберга, был возвращен в комнату, и вот уже ствол карманного пистолета Левенрота упирался в его толстый живот, что заставило бедного малого не только задрожать от страха за свою жизнь, но и намочить выходные штаны, надеваемые по будням только ради именитого гостя, русского царя, ежедневно посещавшего его заведение.
- Пожалуй, вам стоит поразмыслить, что лучше: немедленная смерть или три моих кошелька? - прошипел Левенрот, вдавливая ствол пистолета все глубже в мягкий живот трактирщика. - К тому же, могу вас успокоить русский царь останется жив. Я не собираюсь посягать ни на его жизнь, ни даже на его здоровье. Просто мне хочется проверить, как отнесется такой могущественный монарх, как Петр Московский, к напитку моего собственного производства. Уверен, оно очень ему понравится, и тогда я появлюсь перед ним, и мы заключим выгодную сделку на поставку в Москву большого количества моего пива. Иначе с чего бы я стал так щедро вам платить? - И уже переходя с вкрадчивого тона на угрожающий, добавил: - Право, тебе лучше согласиться. В противном случае рыба в саардамском канале станет гораздо упитанней, наевшись твоего мяса.
Трактирщик, успокоенный обещанием, что пиво не повредит русскому царю, быстро закивал:
- Какой разговор, какой разговор. Три кошелька с гульденами - это куда интереснее, чем лежать на дне канала... Пожалуй, я бы взял задаток в два кошелька, иначе...
- Я даю тебе сразу три, - отчего-то с брезгливостью посмотрел на трактирщика Левенрот и извлек из складок широкого плаща шкатулку черного дерева. Поставив на стол, отворил её и вынул оттуда ещё два тугих кошелька, а также бутылку темного стекла.
- Вот деньги, а вот мое пиво. Когда Петр Михайлов выпьет из кружки, наполни новый бокал содержимым этой бутылки, да смотри не перепутай, не подай мое пиво тому, кто будет сидеть с ним рядом. Еще раз заверяю тебя, Петр останется жив и здоров. Ты увидишь, какой восторг выразит он, отведав моего чудесного пива. И помни: если каким-нибудь знаком, например, кивком головы или подмигиванием ты предупредишь московского царя о моем пиве, пуля пробьет твою голову раньше, чем Петр догадается о чем-то. Я буду за тобой следить. Ступай же. Скоро пожалует твой высокий гость!
Трактирщик, пятясь, с озабоченной миной вышел в зал, а Левенрот, снимая с плеч плащ, бросил его на спинку стула и сказал угрюмо:
- Ну вот и все. Я не сомневался, что этот жадный боров исполнит все, что ему прикажут. Готовьтесь, друг, занять царский трон и ничего не бойтесь, ведь вашей защитой станет поразительное сходство, хорошее знание русского языка, а главное, робость русских перед царским величием, которая не позволит уличить самозванца даже в случае возникших подозрений. Отдохните, сейчас я закажу ужин, вам нужно подкрепиться.
Шенберг, странно улыбаясь и стаскивая с плеч плащ, сказал:
- Уверяю вас, я стану даже лучшим царем, чем Петр. Я уже ощущаю в себе властелина русских.
- Вот и прекрасно. Но пока старайтесь не показывать трактирщику свое лицо и снимите кафтан и камзол, чтобы не тратить на это время потом. Когда царь Петр очутится на этой кровати, у нас будет не больше трех-пяти минут, чтобы переодеть вас в его платье. Ну же, смотрите веселее, дружище! Ведь вы - шведский дворянин, отважный воин. Скоро Швеция станет в два раза сильнее, и все это случится благодаря вам, Мартину Шенбергу!
Ближе к вечеру зал трактира стал заполняться рабочими с верфи, купцами, шкиперами. Левенрот следил за входившими, чуть приоткрыв дверь комнаты, и видел, что голландцы, датчане, шведы занимали места у столов с шумом, с радостными лицами, предвкушая удовольствие от обильной еды и выпивки, заслуженно получаемых в конце трудового дня, от балагурства с друзьями, от возможности незаметно шлепнуть по заду пухлую дочку трактирщика, прислуживающую гостям и не отвергающую грубые ласки посетителей. Вдруг рука Левенрота резко взмыла вверх, давая знак Шенбергу, спокойно доедавшему свой ужин, - это означало, что в зале появился тот, ради которого и прибыли они в эту страну.
- Скорее идите сюда! - еле слышным шепотом позвал Левенрот Шенберга. Ну, ну, приникайте глазом к этой щели, смотрите! Вот он! Сумасшедший, душевнобольной, неуклюжий! А как говорит! Это царь - прирожденный монарх. Запоминайте все его движения, жесты - через полчаса вам придется их повторить.
Шенберг сквозь щель между дверью и косяком стал смотреть на повелителя огромной, страшной, непонятной России. Петр был в широкополой шляпе, в синем рабочем бостроге, сидел, широко расставив ноги, нетерпеливо стучал по столу рукой, кривил лицо, не обращая внимания на слова собеседника, сидевшего к Шенбергу спиной, отчего он мог видеть лишь дорогой, весь в мелких локонах парик, то и дело оглаживаемый холеной рукой с пальцами в драгоценных перстнях. Стол Петра стоял совсем неподалеку от приоткрытой двери, поэтому хорошо были слышны фразы русских, говоривших громко, без стеснения, не подозревавших, что всего в сажени от них находится тот, кто собрался покуситься на скипетр и корону царей московских.