Мои родители ошеломленно смотрели на меня, их рты приоткрыты, но они не произнесли ни слова. Я никогда не разговаривал с ними подобным образом, и перемена не только во внешности. Впервые почти за девятнадцать лет я почувствовал это внутри себя, мой собственный голос. За пределами моих родителей, связей, ожиданий — только я и все, что я отстаивал.
Мой взгляд на них непоколебим.
— Ты хотя бы выяснил, что случилось с парнем, который ее похитил? Тебе, блядь, не все равно?
Винсент прочистил горло, его шея покраснела так, как я никогда не видел, и он первым обрел дар речи.
— Конечно, не все равно. Я разговаривал с офицерами, ведущими это дело. Истон… Я… Я не… Я не знаю, что сказать.
— Что сказать? — мама перевела взгляд с Винсента на меня. — Дорогой, прими во внимание обстоятельства…
— Скажи еще одно слово, мама. Скажи еще хоть слово в оправдание того, как вы с папой обошлись с ней, и, клянусь гребаным Богом, никто из вас меня больше никогда не увидит.
Тишина заполнила маленькую больничную палату и обволокла их шеи, душа их драгоценный образ. Глаза моей мамы молили о пощаде, сочувствии, о том, что, по ее мнению, позволило бы им сорваться с крючка, но факт в том, что прямо сейчас они могли сказать только одно, и говорить это нужно не мне.
Тук-тук.
— Войдите.
Мой взгляд, непоколебимый и бесстрастный, скользнул к двери, куда вошла медсестра. Позади нее растрепанные кудри Зака подпрыгивали вверх-вниз рядом с Уитни, когда он пытался хоть мельком увидеть меня.
Медсестра перевела взгляд с меня на моих родителей, затем натянуто улыбнулась. Думаю, напряжение заметно даже с порога.
— Как ты себя чувствуешь? Не болит?
— Я в порядке. Когда я смогу немного походить?
— Не скоро. Ты потерял много крови, и вот эта капельница помогает восполнить часть ее, наряду с жидкостями и обезболивающим. Тем не менее, у тебя будет еще пара посетителей, если ты готов к этому. Просто сначала мне нужно проверить твои показатели.
Я кивнул в знак согласия и мысленно заблокировал своих ненормально зависших родителей, пока медсестра механически выполняла все действия. Я подавила гримасу, когда она поменяла повязку, натянутую на моей спине вокруг грудной клетки. Только сейчас, когда холодные инструменты прощупывали и проверили мое сердцебиение, кровяное давление и температуру, я понял, насколько я чертовски устал. Благодаря обезболивающим я не чувствовал себя так, словно меня ударили ножом или удалили почку. Но только сна будет достаточно, чтобы стереть изнуряющую слабость, истощающую мои мышцы — ощущение, которое, я предполагал, напоминало попадание под поезд, — и я ни за что не закрыл бы глаза снова, пока не нашел бы способ увидеть Еву.
Когда медсестра ушла, она позволила Заку и Уитни войти, прежде чем закрыла за собой дверь.
— Привет, мистер и миссис Резерфорд, — Уитни натянуто улыбнулась и махнула им рукой. — Еще раз спасибо, что позвонили мне.
— Привет, Уитни, — сказала мама. — Зак.
— Суп. Я имею в виду, привет. Привет.
Зак приподнял подбородок и медленно согнулся в талии. Почти уверен, что это поклон.
— Хорошего дня.
— Гм, — Уитни прикусила внутреннюю сторону щеки. — Мы можем подождать, например, за дверью или еще где-нибудь, если ты все еще наверстываешь упущенное и все такое.
— Это было бы замечательно. Спасибо…
— Мы закончили, — я перебил маму, глядя прямо на нее и Винсента. — Идите, принеси чего-нибудь поесть, что угодно. Меня начинает немного подташнивать.
К чести моей мамы, она едва заметно вздрогнула.
— Вообще-то, я думаю, мы сделаем заказ. Тебя ждет сюрприз, если ты хоть на минуту подумаешь, что мы оставим тебя одну в таком состоянии, — она вздернула подбородок. — Как это относится к достойному воспитанию?
У меня сведо челюсть, и я бросил взгляд на отца, который никогда не выглядел таким неуверенным или смущенным. Его строгая фигура, одетая в костюм от Giorgio Armani, одеколон Le Labo и тяжелый запах притворства с головы до ног, сказали мне, что он пришел сюда прямо с работы.