Мейсон посмотрел на него и усмехнулся.
– Должен ли я понимать, что вы рассматриваете этого попугая в качестве своего свидетеля?
– Попугай сделал заявление, я требую, чтобы оно было занесено в протокол.
– Но попугая не приводили к присяге, – напомнил Мейсон.
Прокурор обратился к коронеру:
– Попугай сделал заявление. Его все ясно слышали.
– Я бы очень хотел знать, считает ли прокурор попугая свидетелем обвинения? – спросил Мейсон.
– Какое это имеет значение? Попугай сделал заявление. Внесите в протокол его слова.
– Если попугай включается в свидетели, я должен иметь право на перекрестный допрос.
– Что за ерунда! – возмутился коронер. – Попугай не может быть свидетелем, но он что-то сказал. Если желаете, слова можно внести в протокол. Я думаю, присяжные прекрасно понимают положение вещей. Лично я никогда не верил в разумность внесения тех или иных слов в протокол, а потом их вычеркивания. Когда присяжные что-то слышат, они это слышат. И достаточно. Продолжается допрос.
– У меня нет больше вопросов, – сказал Мейсон.
– У меня тоже, – начал было Спрэг. – Впрочем, одну минуточку. Если этот попугай – Казанова, то откуда же взялся попугай, которого убили?
– Я не знаю, – ответила Элен Монтейт.
– Он был в вашем доме?
– Да. И все же я не знаю.
– Вы должны иметь к этому какое-то отношение.
– Не имею ровно никакого.
– Но вы уверены, что это Казанова?
– Да, конечно. Во-первых, вы же видите, у него не хватает одного когтя. Ну, а потом он всегда говорил про револьвер.
– Так вы слышали это и раньше?
– Конечно. Помню, мой муж смеялся по этому поводу, когда принес птицу домой.
– Мисс Монтейт, – важно сказал Раймонд Спрэг. – Я не убежден, что ваша истерика была вызвана видом убитой птицы. Я настаиваю, чтобы вы внимательно посмотрели на нее и...
Мейсон поднялся на ноги.
– Никакой необходимости смотреть на мертвого попугая у вас нет, мисс Монтейт.
Спрэг покраснел.
– А я настаиваю, чтобы она это сделала!
Но Мейсон твердо стоял на своем:
– Мисс Монтейт больше не будет отвечать на вопросы. Ее вызвали, как свидетельницу, она находится под колоссальным эмоциональным напряжением. Присяжные поймут мое к ней отношение, я нахожу, что она закончила давать показания. И у коронера, и у прокурора имелась возможность задать резонные вопросы. Я не разрешу продолжать допрос без должного на то основания.
– Он не имеет права что-либо запрещать! – закричал Раймонд Спрэг.
– Не знаю, имеет ли он на это право или нет, – сказал коронер, – но я знаю, что женщина страшно нервничает. Вряд ли гуманно вот так продолжать ее допрашивать. При обычных обстоятельствах вдову окружают заботой и вниманием. Стараются, чтобы ей не приходилось нервничать... Оберегают от неприятностей. Этой особе за одни только сутки пришлось пережить очень многое. Я, как коронер, ее отпускаю. Нам нужны факты, а не бессмысленное топтание на месте. У вас еще будет возможность допросить ее перед Большим Жюри. А сейчас я прошу на место для свидетелей миссис Сейбин Вейткинс.
– Ее здесь нет, – сказал шериф.
– Где она?
– Не знаю. Я не смог вручить ей повестку с вызовом на дознание!
– Ну, а Стив Вейткинс?
– То же самое.
– А мистер Вейд, секретарь Фраймонта Сейбина, здесь?
– Да. Он получил повестку и явился.
– Хорошо, пока послушаем сержанта Холкомба.
После формальных вопросов сержанта попросили рассказать о корзине с рыбой, найденной в домике Сейбина.
– Рыба была направлена в техническую лабораторию полицейского Управления. Мы проделали несколько экспериментов. Вернее, я лишь присутствовал при этом, но знаю, что обнаружили эксперты.
– Что же они обнаружили?
– Рыба, естественно, совершенно испортилась, но все же можно сказать, что она была почищена и завернута в ивовые листья. После этого рыбу не промывали.
– А на следующий день вы поехали в охотничий домик вместе с шерифом Барнесом?
– Да, шериф хотел, чтобы я осмотрел место убийства, и потом, мы назначили там свидание с Ричардом Вейдом. Он должен был прилететь из Нью-Йорка самолетом, и мы хотели поговорить с ним там, где нам не будут мешать репортеры. Мы поехали в домик и по дороге повстречались с Перри Мейсоном. Ричард Вейд прибыл позже.
– Сержант, я хочу чтобы вы, опытный полицейский, высказали свои соображения по поводу того, что было обнаружено в доме. – Спохватившись, коронер тут же сказал Мейсону: – Боюсь, что вы станете возражать, что это субъективное мнение свидетеля. Но у сержанта большой опыт в делах такого рода, и поэтому я бы хотел...
– Почему я должен возражать? – спокойно ответил Мейсон. – Я считаю ваш вопрос правомерным, только так можно до конца выяснить факты.
Сержант Холкомб выставил вперед одну ногу и заговорил:
– Фраймонта С.Сейбина убила Элен Монтейт. Десятки улик доказывают ее вину. Во-первых, у нее был мотив. Сейбин женился на ней под вымышленным именем, и таким образом она стала женой двоеженца. Он ей лгал, обманывал, изворачивался. Когда она узнала, что в действительности вышла замуж за Фраймонта С.Сейбина, законная супруга которого живет и здравствует, то застрелила его. Возможно, она не думала его убивать, когда входила в домик. По нашим наблюдениям женщины частенько берут с собой оружие, просто чтобы пригрозить мужчине и доказать, что с ней нельзя безнаказанно шутить. А когда она направила на него револьвер, то нажала курок почти автоматически. Это рефлекс. Моментальная реакция под натиском эмоций. Результат, разумеется, трагический... Во-вторых, у Элен Монтейт было оружие для убийства. Ее слова о том, что она взяла его для мужа, разумеется, абсурдны, им даже ребенок не поверил бы. Самоубийство исключается. Револьвер был найден на порядочном расстоянии от трупа, с него были стерты отпечатки пальцев. В-третьих, она признает, что была на месте преступления в самый момент убийства. Таким образом, у нее был мотив, средства и возможности.